Главная | Регистрация | Вход
Литературная Алма-Ата
Поделиться
Меню сайта
Категории раздела
Кабачок "Зеленая лампа" [32]
душевное общение
Читалка [20]
Делимся впечатлениями об интересных книгах. Рекомендуем. Даем интересные адреса.
Стихи, стихи, стихи... [134]
Поэтический конкурс. В нем могут принять участие все посетители сайта, кто пишут стихи! Возможно, среди нас есть Пушкин. Дерзайте!
104 страницы про любовь [43]
Конкурс на лучший рассказ о любви
Творческая мастерская [14]
В какое издательство нести рукопись? [1]
Любимые стихи [8]
Персональный блог Людмилы Мананниковой, автора сайта [20]
В этой книге я собрала и собираю все свои статьи, посвященные творчеству наших казахстанских писателей.
Стихи для детей [3]
Наш видеозал [5]
Персональный блог Людмилы Лазаревой [1]
Новые материалв
[05.03.2007][Проза]
Вовка (2)
[05.03.2007][Проза]
Тайна старинного портрета (0)
[05.03.2007][Проза]
Моя вторая половинка. (1)
[05.03.2007][Проза]
Индикатор любви (0)
[23.03.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Дешифратор сигналов (0)
[23.03.2007][Дайджест прессы. Россия.]
ГОГОЛЬ, УКРАИНА И РОССИЯ (0)
[23.03.2007][Проза]
НЕ О ЛЮБВИ (0)
[04.04.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Продолжение следует... (0)
[04.04.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Карнавал в вихре красок (1)
[05.04.2007][Проза]
Мечтатель (0)
Вход на сайт
Поиск
Календарь
«  Январь 2009  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
   1234
567891011
12131415161718
19202122232425
262728293031
Теги
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Друзья сайта

Академия сказочных наук

  • Театр.kz

  • /li>
  • Главная » 2009 » Январь » 26 » Повесть Be at Leso (Прибудь на Лезо)
    14:35
    Повесть Be at Leso (Прибудь на Лезо)
    Вместо предесловия

    В четыре года вместо сна он часто бормотал стихи. Его мать, горячо любившая литературу, делала за ним записи. Стараясь углубить пробуждающееся влечение сына к литературе, она руководила чтением мальчика и бережно сохраняла тетрадки с его стихотворениями. Но впоследствии он сжег все, что было написано им в детстве. Сохранился лишь детский рисунок. На нем – чудовище, пожирающее человеческие сердца. Монстр нарисован черным, сердца - красным.
    В пятнадцать лет он прилично играл на гитаре. Как и для многих подростков того времени рок-музыка стала для него самым эффективным способом забыться, избавиться от тотальной пошлости и непробиваемой лжи системы с ее мощным сопротивлением природной естественности и цельности человека. Преодолевая это сопротивление (скорее всего, неосознанно), он создает свою группу ”Транзитные пассажиры”, которая выступает с неофициальными концертами в студенческих аудиториях. Большинство песен были написаны им самим. Это зарисовки, точные и меткие, из жизни молодежи, а также философские рассуждения и размышления о жизни. Часто в его песнях звучит морально-этическая тема. “Он был один из первых героев российского андеграунда, который пытался поднять ущербную музу рока вровень с русской культурной традицией”, как сегодня пишут исследователи его жизни и творчества. Но, увы, знакомая история: вконец истосковавшись в глуши и безвестности, группа послала свои магнитофонные записи в одну из западных радиостанций, и диск-жокей Сева Новгородцев дал их в эфир. Радость в провинциальном городе была недолгой: ребят вызвали “куда следует” и запретили играть рок.
    Но пора назвать его имя. Это Иван Родионов (Жан - Род), поэт и музыкант, трагически погибший в неполные восемнадцать лет. Его смерть осталась тайной и до сих пор обрастает слухами и легендами. Одни говорят, что он погиб в драке с уголовниками в СИЗО №1, защищая своего сокамерника Андрея Октября (по прозвищу Хипыч). Другие полагают, что его тело сожгли в тюремной котельной, чтобы скрыть следы заказного убийства. Иначе ж, мол, зачем нужно было хоронить Ивана в запаянном цинковом гробу? Так или иначе, но мертвым его никто как бы не видел.
    Похоронили Родионова наспех, без молитв и без креста, если воспользоваться строкой Михаила Лермонтова, любимого поэта Родионова. Кроме наряда милиции, на его похоронах было всего несколько человек: родители, друзья-музыканты. Всем казалось, что все кончено для него и ничего уже не будет. Но все еще было впереди – признание, слава.
    Жан-Род “воскрес” в начале 90-х. Его песни, выпущенные на аудиокассетах, попали в действующие хит-парады и стали быстро распространяться в среде молодежи. Беспрецедентный успех его песен породил слухи о том, что он не умер, а живет на острове где-то в Атлантике в общине поэтов и музыкантов, которые, как и он, в свое время фальсифицировали свою смерть. Иначе ж, мол, откуда выходящие в мире все новые незнакомые песни? Но все это, конечно, миф еще об одном герое рока, погибшем в юном возрасте.
    После Родионова остались не только песни, но и записки. В связи с этим, издателю хотелось бы предупредить читателя о двух вещах. Первое: среди бумаг, переданных издателю матерью Родионова, Людмилой Николаевной (ныне покойной), находилось две тетради, одну Родионов озаглавил “Остров Лезо”, другую “Записки”. Если бы эти записи были лишь фантазиями разгоряченного воображения одаренного юноши, то издатель не стал бы публиковать их, когда это стало возможным. Но в неоконченной повести Родионова есть то, что очень важно сегодня – личность человека, а не выдуманного литературного героя. А это, согласитесь, всегда интересно. Ведь, по большому счету, читатель ищет, как искал раньше, ответа на вечные вопросы, но он потерял надежду найти на них ответ в беллетристике. В этом смысле повесть “Остров Лезо”, написанная, по сути, мальчиком, - поступок. Ибо она больше, чем документ эпохи. Здесь – собственная судьба и, если хотите, собственная кровь.
    Второе, что необходимо знать читателю, относится к роли издателя в работе над этой книгой. Рукописи – разрозненные отрывки, фрагменты пришлось долго разбирать. Эту работу выполнил поэт С. А. Монахов, который в свое время руководил Усть – К... литературной студией “Устье”, где одно время занимался Родионов. Он выбрал те отрывки, которые имеют непосредственное отношение к судьбе героя или раскрывают те или иные черты его характера. Стараясь как можно более тактично и бережно донести трагический путь автора, литератор не вмешивался в историю за одним исключением: по просьбе матери Ивана все собственные имена, в том числе и имя нашего героя, изменены.

    1.БЕЛЫЙ АЛЬБОМ

    Послание
    Я проснулся, будто чья – то невидимая рука встряхнула меня. Возле моей кровати стоял брат и смотрел на меня своими небесно-голубыми глазами.
    - Саша, - только и смог вымолвить я, и все мои слова застревают в горле.
    Молчит, улыбается. В глазах - бесконечная доброта и сочувствие. Над головой – сумрачный нимб.
    Собрав всю волю, спрашиваю:
    - Как ты т а м, Саша?
    Молчит.
    И вдруг протягивает мне Белый альбом. Я хочу взять его, но на его белой обложке вспыхивают, пламенеют слова, выложенные огненными гиацинтами:
    BE AT LESO

    И брат исчезает...


    Исчезновение

    С этого все и началось. Послание брата, посетившего меня из иного мира, жгло мой мозг неразрешимой загадкой. Будь на Лезо? Что это? Земля? Или звезда, еще неоткрытая астрономами? Но напрасно искал я это место на географических и астрономических картах. Ни звезды, земли под названием Лезо я так и не нашел.
    И однажды я придумал остров.
    Я не понимал почему. Но тринадцатое чувство мне подсказывало, что я на верном пути.
    Создавал я его трудно. В школе, где царила палочная дисциплина, дела мои шли неважно. Чудовище прилагало все усилия, чтобы глумиться над моей мечтой и разрушать ее снова и снова. Педагоги мне внушали, что я подонок и ничего не стою. За увлечение рок-н-роллом меня вызывали в мрачные апартаменты госбезопасности, где допрашивали, не желали мне верить, старались меня ошарашить, обращаясь со мной, как с преступником. Давно я уже задохнулся бы и умер в этой так называемой действительности, если бы не мой остров, который возвращал мне воздух и жизнь.
    Я продолжал мечтать.
    Мало-помалу остров стал приобретать ландшафт. Появились горы, храм на одной из вершин, бухта Тихая. Однажды здесь бросила якорь каравелла Христофора Колумба Santa Maria, сумевшая обойти все рогатки и препоны Чудовища, обитавшего в океане, и доставить на остров первых поселян. С тех пор замысел этот, силой своей и неискоренимостью, в конце концов, вопреки чудовищам, сам по себе приобрел отдельное самостоятельное существование. Так что к тому времени, когда я решил написать его красками на холсте, я уже верил в него как в реальный образ, запечатленный в точке Вселенной навсегда.
    Оставалось перенести его на небеса.
    Вот когда мне пригодились уроки живописи, полученные в художественной школе, которую я посещал в детстве!
    Я загрунтовал холст, совсем небольшой, размером 31х31. На удивление белый грунт лег хорошо, нигде не повело, не потрескалось. С биением сердца я взял угольную палочку и, кроша уголь, четкими точными линиями нарисовал контуры острова. Красок на палитру, обвисшую каплями окаменевшей фузы (ох, как много красок я убухивал в детстве!), выдавил немного, только для подмалевка. И....................................................................................................
    Я смешивал краски и окунал кисти и никогда еще так пронзительно не чувствовал себя волшебником, когда из-под моей тонкой кисти возникала какое-нибудь деревце или чайка, летящая над морем. Короче, не бог весть, какая получалась работка, но этот пейзаж содержал почти все, что нравилось мне в жизни: море и облака, бухту и лодки островитян, занимающихся рыбной ловлей, и еще множество чудесных вещей, которыми я наслаждался, блаженно творя новый мир. Но в самой середине пейзажа плыл по морю белый катер...
    - ...как? Вы ничего не знаете? - вторгался в глубокое пение синей краски голос незваной гостьи из милиции, а я стоял с кистью перед моей картиной и наносил на нее последние мазки.
    - Заперся в радиоузле. Врубил рок. И мало того, стал призывать... Да, да, вот именно... К самому настоящему бунту...
    Пауза. Шелест бумаг.
    - Вот из показаний свидетелей. Не знаю как вы, ребята, а я лично сегодня собираюсь веселиться, пока этот вонючий сарай не рассыплется в труху, вот что он говорил. Вы понимаете, чем это пахнет? А когда директор школы и физрук выбили дверь радиоузла, чтобы прекратить это безобразие, ваш сын исчез. Да, да. Самым невероятным образом. Теперь этим инцидентом заинтересовались ну, сами понимаете, кто, а вы до сих пор не знаете. Немудрено. Он и дома-то, наверное, не бывает. Где он пропадает? Вот где он сейчас?
    - В своей комнате, - услышал я (голос мамы). – Иван, к тебе пришли. Пожалуйста, выйди...
    - Да, да, сейчас... – говорю я, радуясь, что еще с вечера закрыл дверь моей комнаты на ключ.
    И вот уже в дверь стучит отчим – слабо, но кулаком.
    - Иван! В чем дело? Открой. Пришла инспектор...
    - Да, я готов...
    Осторожно повернув ключ в двери, я возвращаюсь к моей картине, и вдруг ощущаю усталость и нечто вроде омерзения от всей этой маяты. Самое время положить мукам конец! И я знаю как.
    Этому меня научили китайские мудрецы. Рецепт, который я год тому назад отыскал в книге «И цзин», был прост, но потребовалась длительная тренировка, пока я не научился исчезать – когда хотел уйти прочь от однообразия серых будней.
    Вспомнив его, я задерживаю дыхание и отрешаюсь от действительности, потом произношу небольшую молитву и... вхожу внутрь моего пейзажа, прямо на палубу катера, поным ходом идущего к острову.
    Некоторое время еще можно видеть, как катер плывет по морю в чистом тумане острова Лезо, затем туман начинает улетучиваться, а вместе с ним – вся картина, а вместе с ней и – я.
    Чудовище замирает в крайнем замешательстве.

    Остров Лезо

    И пока оно не могло меня снова заметить, я даю своему телу исчезнуть в каюте катера и продолжаю странствие внутри корабля, не помышляя больше о возвращении.
    Моя каюта по-домашнему уютна. В открытый иллюминатор льется свежее утреннее дыхание океана. На полке книги. Их немного. Но все они настоящие, как помощь друга в трудную минуту. Я забираю почту, брезентовый мешок, набитый письмами, и поднимаюсь на палубу, где меня ждет Соленый Пес, мой верный волк. Мы бросаем якорь и спускаем на воду лодку. Я поднимаю парус. Попутный ветер быстро пригоняет нас в опоясанную скалами бухту к северу от маяка.
    На берегу нас встречают творяне, жители острова Лезо.
    Среди них, Михаил Лермонтов. Загорелый, коротко остриженный, в белой простреленной рубашке, отстиранной в море, он крепко жмет мою руку и отдает мне рукопись своего нового романа “Вадим (2)”. Подходит Всеволод Гаршин с венцом на голове, похожий лицом на пророка, апостола, мученика. Он крепко прижимает к груди Красный Цветок, который не отпускает ни днем, ни ночью, и будьте спокойны, Зло, которое, источает Красный Цветок, никогда не просочится в мир.
    Мне хочется сказать этому милому человеку много теплых слов, но к нам подходит Христофор Колумб.
    - Вот, смастерил как-то на досуге, - смущаясь, говорит он, вручая мне прекрасную модель парусного судна, и поясняет, что это Santa Maria, точная копия флагманского корабля Колумба, еще неизвестная миру, которую он дарит детям.
    В прекрасных печальных глазах Гаршина сверкает надежда.
    - Отдать швартов! – улыбается он своей милой улыбкой.
    И тотчас белокрылый корабль вздрагивает в моих руках, его паруса наполняет ветер, и, ожив, он рвется в небо, как если бы вихрь, внезапный шквал подхватил его, понес, бросил в гору, с горы, в пучину... И ничего не остается, как рубить канаты собственной души, чтобы тоже шагнуть в неизвестность...

    Я плыл сквозь шторм, мечтой томимый:
    Наяды взор, античный лик...
    Влекомый им неодолимо,
    Я славу Греции постиг
    И грозное величье Рима,-
    звучит глуховатый голос. Оборачиваюсь – Эдгар По! Не смотря на жару, он в черном пальто, на его бледном лице следы побоев, так и незалеченных временем. Поклонившись, он вручает мне свою новую поэму “Третье небо”. Она том, что он видел и чувствовал, посетив сферу Высшего и Абсолютного Знания, где он, по его словам, избавился от многих противоречий, которые его так терзали, заставляли мучиться на земле. И я сердечно благодарю этого тонкого гения, умеющего разговаривать со звездами. Подходят два монаха. Они принесли икону, написанную преподобным Андреем Рублевым.
    - Есть “Троица” Рублева, следовательно, есть Бог, не правда ли?- вдруг слышу радостный голос отца Павла, философа и мученика. В черной рясе, с длинными, расчесанными на прямой ряд, волосами, ликом похожий на Христа, он стоит рядом с Платоном и улыбается мне своей доброй улыбкой:
    - Ubi caritas et amor, Deus ibi est! – Смело несите икону на катер. Мир сегодня, как никогда, нуждается в таком могучем оружии, - доносится до меня его приветливый голос.
    И с благословления отца Павла я принимаю икону, льющую в мир свое тишайшее излучение. А потом еще ряд творений, которые принесли на берег поэты и музыканты, живущие на острове: концерт №1 ля минор Баха, новый роман Федора Достоевского “Паук”, альбом Джона Леннона “Ирреволюция”, записанный при участии Бетховена. Я тепло благодарю творян за их дары в Золотой Фонд Человечества и прошу у них прощения за свою дерзость: что нарушил их покой.
    Они обещают молиться за меня.
    Соленый Пес прыгает в лодку, чтобы доставить бесценные творения на катер, как вдруг, запыхавшись, к нам подбегает седой истощенный старик с лицом почти черным от загара и в тоге, залатанной на плече. Сенека!
    - Уф! Слава Богу, успел! – отдышавшись, протягивает он мне очередное свое письмо в синем конверте под номером СXV. – Только что написал...
    На запястье его иссохшей руки я вижу рубцы от взрезов вен, такие же рубцы белеют и на его загорелых голенях...
    - Как всегда, к Луцилию? – принимаю я письмо.
    - Да. Но прежде прочитай его ты, Иван. А потом отдай людям...
    - Непременно, господин Сенека. Большое спасибо!
    Далее мой путь лежит к храму, где меня ждет его настоятель, отец Лука, врач и художник. Он мой духовный наставник. И мои беседы с ним стали традицией, когда я посещаю остров.
    Путь к храму неблизок. Нужно подниматься от подошвы Священной Скалы к ее плоской вершине, раскрытой точно ладонь. Именно на ней вознеслась воплощенная в камне молитва Богу. Каменистая тропа убегает вверх, петляя среди скал и кустарников. Ремни тяжелого мешка с письмами режут мне плечи. Пот льет с меня градом. Но я счастлив. Как может быть счастлив только человек, восходящий к вершине. Вдруг - скальная чаша, полная родниковой, словно крещенской воды! Как будто в благодарность за труд восхождения. Пересохшими губами я припадаю к чаше, и сразу, будто давно ждала этого случая, открывается красота острова, который предстает передо мной во всем своем великолепии, такой веселый, такой волшебно-светящийся при солнечном дне, что я только вздыхаю. Сверху, со скалы, мне виден залив, мой катер, словно белая чайка в опрокинутом небе. У него изящный корпус, который приводится в движение двумя моторами в 75 и 50 лошадиных сил, и даже в шторм он без труда развивает 15 – 16 узлов в час. На его обрубленной корме написано золотыми буквами “Елена”. И он так красив, что сверху кажется каким-то высшим существом. Все здесь дышит тайной!
    И своды скал,
    и моря блеск лазурный,
    И ясные, как радость, облака...
    И все вне разумения. Как Дао, или как царствие небесное. Но это ни то, и не другое. Остров - скорее предчувствие. Мое предчувствие целостности мира, несмотря на все его противоречия и заморочки. А как об этом рассказать словами? Ведь целостность невозможно к чему-нибудь приговорить. Она всегда таинственна, как мерцание далекой звезды в глубинах бесконечности. Суть острова трепещет и светится в каждом жестком листке незнакомых мне деревьев с темно-зелеными плодами, в каждом сантиметре старой, каменной стены храма. Остров сам как невидимый храм, а вовсе не иной мир, с которым здесь нет никакой связи. И если бы он вдруг исчез в моем сердце, то моя жизнь потеряла бы смысл.
    Сколько людей, думавших о душе, отрывалось от земли, чтобы сорваться вниз, в пропасть, откуда выбивались языки пламени и мерзкое Чудовище, радуясь и скаля клыки, пожирало их! Одни захлебнулись от тоски в смрадных домах мещан, других убила нищета, уделом третьих стала чужбина, где они скорехонько умерли от ностальгии. И их имена давным-давно стерлись на дешевых деревянных крестах. Но те из них, кто, обливаясь слезами, зачастую наощупь, достигли острова, не только захлопнули за собой дверь, защитив себя от пинков из всех трех традиционных измерений, но обрели надежду. Здесь, в таинственных темных долинах на берегах студеных ручьев, каждый жил в соответствии со своей сущностью. С чистой, как у ребенка, душой, освобожденной от звериных страстей. В то время как на Земле миллиарды людей, подчиненные власти Чудовища, делали все, чтобы себя расколоть, уничтожить и превратить в живых мертвецов, не помнящих себя. Но остров Лезо был свободен от мощных чар Гадины, довлеющей над желаниями и стремлениями человечества.
    Творяне верили, что Чудовище можно победить.
    - Только людям нужно изменить свою душу как изменилось вода в вино в Кане Галилейской, - говорит отец Лука, отложив письма. - Это доказал Иисус Христос. Но вместо Хлеба Жизни люди выбрали хлеб земной. С тех пор власть Чудовища над людьми стала безграничной.
    Он умолк. И я вижу по выражению его лица, как его расстроили письма с материка, показывающие картины катастрофы человеческой души.
    - Однако настало время выбирать что-либо одно, - продолжает он, помолчав. - Или рабство духа и смерть, или – Дух. И это единственный путь к спасению. Ты спрашиваешь, трудна ли такая перемена? – читает он мои невеселые мысли. - Очень трудна. Но не печалься, - и в грустном голосе отца Луки звучат веселые нотки. - Люди всегда умели делать это. Славные великаны святости и духа: праотцы, пророки, апостолы, тысячи простых людей, мучеников и мучениц за Христа, величайших подвижников иноков, сонмы неизвестных святых в миру жили по законам своей божественной сущности, раз и навсегда исключив саму возможность попадать под власть Чудовища. Только нужно верить. Не делать зла и не грешить...
    Но затерянный в океане, напрочь отъединенный от Земли, остров сам нуждался в живительной связи извне, без которой он перестал бы развиваться и непременно погиб. Эту связь острова с Землей и осуществляет мой катер. На Лезо мы доставляем почту с Земли, а на Землю – Великие Творения Духа, создаваемые творянами.
    Но если быть честным до конца: это лишь жалкие попытки оправдания. И когда я решаюсь, то говорю себе, что не ради острова я посещаю Лезо. А ради самого себя. И тем больше нужда в острове, чем чаще я нахожу там спасение и защиту от Чудовища. Это вроде кун-фу, защитные (а нередко и наступательные) приемы, с помощью которых я обороняюсь от монстра, который постоянно мне угрожает. А как еще-то защищаться?
    День и ночь корабли Чудовища охотятся за моим катером, бороздя океан по разным направлениям. Но каждый раз мы уходим от погони. Риск пьянит нас, как шквалистый ветер, а работа, которую мы выполняем, дает нам такое напряженное ощущение жизни, которого мы не испытывали никогда ни до того, ни после.
    Но счастье не бывает долгим.
    Однажды Чудовище, ненавидящее остров блаженных, повелело своим бесам покончить с «этой горсткой отщепенцев, которые бьют по основам основ нашего существования», как писали журналисты, угождая Чудовищу. Творяне, слабые как дети, дрались не на жизнь, а на смерть. Но силы были неравные. И все жители острова Лезо погибли. Они умерли во второй раз, как герои, непобежденными, оставив миру Белый альбом, несущий Срочное Послание Человечеству.
    Чудовище праздновало победу. Подкормившись болью и страданием людей, оно набрало гигантскую силу и уже могло заставить плясать под свою дудку кого угодно. Вооруженное системами коммуникаций, радио и телевидением, оно в один миг - одновременно – превратило человечество в толпу. И людей-зомби на Земле стало еще больше. Лишенные собственного сознания, многотысячные толпы вылились на площади городов. В центре толпы, требующей только “хлеба” и только “зрелищ”, изредка появлялось Чудовище, излучающее холод и ужас.
    Но люди не замечали его. Потому что оно было частью их существа. Оно было - внутри каждого из них, в теле, сознании, оно ими управляло, приветствуя все то, что творилось внизу, у его ног.
    - Власть переходит в руки карнавального народа! – громко провозгласило Чудовище, играя людьми, как пешками.
    И под одобрительные вопли шоуменов толпа единогласно решила уничтожить Белый альбом перед включенными кинокамерами. Но всемирной телевизионной трансляции второй голгофы не состоится!

    Бой

    Мы подошли к острову Лезо на восходе солнца. За длинной песчаной береговой полосой росли королевские пальмы. А дальше, будто чудесный цветок тропических скал, блистал куполами храм, где творяне возносили безмолвные моления небесам. Бухту перегораживал риф, и сильный ветер разбивал об него волны, то и дело открывая проход туда. На берегу не было ни души. Только дот, огневая точка врага, похожий на акулу, хищно смотрел на бухту узкой амбразурой. Но и он молчал. Видимо охранники, упившись, крепко спали, уверенные в том, что после разгрома, который они здесь учинили, уже никто не осмелится войти в эти воды.
    Но недаром на ободе моего штурвала выгравировано:
    “Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться”.
    Я развернул пушки и открыл огонь по доту. И вышиб зубы этой акуле, будто вылепленной из серого песка. А потом перенес огонь вглубь острова, к подошве Скалы, где был пост, наспех построенный завоевателями из бамбука. Стволы обеих пятидесятимиллиметровых пушек раскалились, а я все стрелял, стрелял, ощущая босыми ногами, как при каждом выстреле из орудий содрогается весь корпус катера. Шуму мы наделали много. Вся палуба была засыпана гильзами. И мы нагнали страху на эту сволочь, прежде чем я и Соленый Пес высадились на берег.
    С моря нас прикрывала Елена.
    Когда, достигнув суши, я невольно оглянулся на катер, он поблескивал на солнце, рассеивая туман. А Лена стояла у пушек, ее светлые волосы и сильное тело будто излучала свой собственный золотистый свет. И глядя на нее, я понял, что не умру. И точно сказочный герой, взлетел в небо на крыльях мужества, верности и - любви.
    Началась резня. На войне нельзя быть святым. Зло надо казнить – это необходимо. В одной руке я держал японский меч, в другой - щит. Я рубил черную пехоту Чудовища налево и направо, словно меч стал моей сущностью, продолжением моей руки. Оказывается, боец человечества может сделать многое, если его сердце снедает единственное желание - разом уничтожить все и всякое зло, которое когда-либо и где-либо омрачало жизнь людям. Не помня себя, я рубил несправедливость, жестокость, погоню за наживой, осмеяние добра... Мою спину надежно защищал Соленый Пес. Он вгрызался в глотки врагов диким зверем и обращал их в бегство. Мы дрались не только за Белый альбом, - великое духовное творение человечества, - мы сводили счеты за всех невинно убитых, погубленных жестокими войнами, вызванными голодом и идеями, за всех честных людей, которые не превратили свое сердце в отстойник для дерьма, но предпочли предательству смерть. Пробиваясь к храму, мы теснили врагов к подножию Скалы, а там они попадали под огонь пушек, из которых непрерывно била с катера Елена. Пост горел. Путь к храму был открыт.
    - Наверх! – приказал я себе.
    Склон скалы глухо зарос проволокой кустарников, сквозь которые проступали деревца с ало-кровавыми ветвями, похожими на раскинутые руки. Казалось, что это распятия, обагренные кровью, что природа острова помнит о судьбах тех мучеников, здесь отдавших свои души...
    Я хватался за кровавые плети рук, которые протягивали мне деревья, и карабкался, карабкался вверх, обдирая колени о камни на осыпях, шуршащих сползающей с камнями глиной. Лакированные листья деревьев несметным воинством зеленых зеркал отражали стрелы солнечных лучей. Свистели, били в склон пули, выбивая каменную пыль. Плотный огонь сбивал золотистые нимбы пилигримов - цветов, восходящих по скале наверх, словно указывающих путь. Мои чувства были в таком водовороте, что я не удивился, когда вдруг увидел храм. Вооруженные автоматами, рослые морские пехотинцы Чудовища, открыли по нам огонь. Но и оскверненный храм остался воином стана Христова. Его намоленное пространство стало нашей надежной защитой. И бой с церберами был недолгим. Ничто не могло сравниться с полнотой того мгновения, когда я, теряя сознание от ран крепко прижал к своей окровавленной груди Белый альбом. Вот он стоит в моей каюте, наполняя ее белым сиянием! И скоро, совсем скоро его Глубинные Мелодии Духа насытят воздух, сбросят вековое шаблонное мышление, дойдут до тех, кто воюет, и заставят их сложить оружие. И на Земле появится новая раса свободных, смеющихся людей.
    - Эй, слышите, воздух уже колышется в сочном густом звуке Великого Ансамбля небесного воинства!
    ...........................................................................................................................................
    - Подонок! Да выключи ты на (...) эту чертову музыку! - голос директора школы Глотова.
    И физрук, выполняя приказ директора, бьет в дверь радиоузла своим кряжистым телом, точно осадным бревном.
    - ЕЩЕ ОДИН КИРПИЧ В СТЕНЕ. Группа Пинк Флойд, - успеваю прокричать я в микрофон, прежде чем директор и физрук, выбив дверь, обрушиваются на жалкую школьную аппаратуру, и просыпаюсь от собственного крика...

    Возвращение

    Мне кажется, что я продолжаю спать и вижу сон, будто я проснулся дома, а на моей верхней книжной полке стоит Белый альбом, и его обложка сияет, отражая солнечный свет! Но нет, это не сон! Я действительно – дома! И радость, тихая, вкрадчивая, захлестывающая исподволь, как морской прилив, заполняет мое сердце...
    Некоторое время я лежу, не шевелясь, привыкая к моей комнате с морским пейзажем на стене, от которой отвык за лето. Тихо. Только слышно, как за приоткрытым окном шелестят листья деревьев. Налетает порыв ветра, и деревья шумят, широко, печально, будто море...
    И мне представляется море... Бухта. Мой катер, мягко качающейся в прозрачной воде залива...
    Но не такое сегодня утро, чтобы мечтать!
    Команда “Отдать швартов!” – и я на ногах.
    - Спокойнее, - говорю я себе, направляясь в ванную. – Будем спокойнее. Сколько сил мне нужно! Сколько сил!
    Потому что я, Иван Родионов, с этой минуты объявляю войну Чудовищу. Нет, это уже не игра моего больного воображения. Чудовище – реально. Оно так же реально, как реальны и наши мысли, слова, движения души.
    Но это не значит, конечно, что там, в Космосе, живут реальные чудовища, многоглавые гидры, драконы. За этим сказочным образом стоит некая темная сила, Духовная Субстанция Вселенной со знаком минус. Это огромный невидимый Вампир, паразитирующий на человечестве, которого создали сами же мы, люди, каждодневно творя зло. Питаясь энергией зла, он растет, мало того, плодит своих мерзких детишек. И я чувствую, как эта многоглавая Змея, скользкая, как улитка, кольцами обвивается вокруг меня. О, у нее много голов: Гордыня, Жадность, Себялюбие, Ханжество, Зависть, Ревность... Но самая страшная голова – это Трусость. Ты и не заметишь, как мало-помалу Чудовище заглотит тебя, но выест только самую лучшую, чистую зону твоего сердца – тот заветный “островок”, куда могла бы прицепиться истина. А потом снова отрыгнет тебя в мир, где преют в домах-коробках, мучают детей в школах, трясутся над своими коврами, машинами и сбережениями миллионы живых мертвецов, не сумевших или просто не захотевших противостоять ей. Чудовище уже схватило тебя!
    Несмотря на приподнятое настроение, в ванной мои действия становятся неторопливыми. Я открываю кран и наполняю ведро холодной водой. Я не десантник и мне страшно. Но отступать нельзя. Солдату Рока не пристало быть слабым. Глубоко вдохнув, я обрушиваю на себя ледяной водопад...
    - Ох! – только это, кажется, и вырывается из меня; но в следующий миг вселенную оглашает мой победный клич. И Чудовище настораживается: где-то далеко и в то же время близко; оно поднимает то одну голову, то другую: “Кто это? Где? Что за говнюк там выпендривается?”
    - Это я Гадина, – откидываю назад мокрые волосы. – Ага, не нравлюсь? А так? – и корчу в зеркале совсем свирепую рожу.
    Но когда звериный оскал сползает с моего лица, я вижу странного субъекта с грустными глазами раннего мыслителя. Говорят, я похож на Мика Джаггера. “Джаггер дома?”, - иной раз прикалываются приятели, звоня мне по телефону. Спасибо, ребята. Но до гениального симпатяги Джаггера мне ох, как далеко. Мне, конечно, нравится его музыка, нравится его ненависть к тупоумию, к ханжеству, но все же мы с ним по разную сторону баррикад. Меня выдают глаза. Как бы я не хмылялся под хулиганистого лидера “Роллиногов”, они, то есть мои глаза, хоть убей, всегда остаются печальными на моей рокерской физиономии. В них - не то боль, не то глубоко запрятанная тайна. Вот сейчас я свеж и бодр. Сердце мое бьется сильно, радостно. А в душе – блюз. Нечто щемящее, неясное и желанное, чего не выразить словом, но что так хорошо передает музыка. С детства я такой. С детства во мне живет какая-то печаль. Да и грустить мне всегда приятнее, чем ржать от счастья. Бессмысленному искусству счастья мне уже никогда не научиться. Да и зачем? Довольных собой и своей карьерой самонадеянных придурков и без меня пруд пруди. Но когда я вижу, как эти сытые гады безнаказанно унижают слабых, я превращаюсь в дикую собаку. Ибо не выношу самодовольства, тем более злобного. И если я махаюсь, то исключительно ради справедливости, а не для того, чтобы почесать кулаки, как считают педагоги. Поэтому я и считаюсь трудным. Но парни и девушки из стройотряда, куда был я направлен на “перевоспитание” в качестве сына полка, так не считали. Они не могли понять – почему я трудный. Отряд строил железную дорогу в тайге. Жара стояла адова. Потом пошли дожди. Грязь. Гнус. А труд был преимущественно ручной. Но я был счастлив, как никогда. Потому что впервые в жизни был не один, понимаете – не один? А в цепи со всеми, и мы делали одно дело, необходимое людям. В первый же день на раскорчевке я растянул связки. Кисти моих рук распухли, и я втихаря стянул их бинтом. Мне было очень больно работать. Но я скорее бы сдох, чем расписался бы в своей слабости и предал бы своих новых друзей. А вечером, у костра, превозмогая боль в руках, я пел парням и девушкам свои песни из магнитофонного альбома, который посвятил Саше, моему старшему брату. Может быть, я нарушу порядок повествования, но мне кажется, что тут надо сделать небольшое отступление, чтобы рассказать о моем брате. Все равно память ни за что не соглашается терять картины нашего с ним прошлого и возвращается к ним в рассказе снова и снова вопреки движению времени.

    Категория: Читалка | Просмотров: 886 | Добавил: evgenijruskich | Рейтинг: 3.0/2
    Всего комментариев: 1
    0  
    1 Джин   (05.02.2009 18:02) [Материал]
    Скованным одной цепью посвящается. По-моему есть в этой повести все, что делает личностью молодого человека: твердость убеждений, решимость дейсвий, знание того "сто такое хорошо и что такое плохо", и вместе с тем видна та самая тонкая душевная организация, местательность, которя не позволяет рокеру скатиться до орущего в рупор быдла, не отличающего трезвости от пьянства. Нашлось в этой исповеди место и пафосу, и максимализму, но они искрени и от того, действительно "цепляют". Конечно есть с чем не согласиться, есть с чем поспорить - у каждого из нас свое виденье этого мира, но вместа спора, в котором истина только погибнет, лучше попытаться сделать то, что сделал геро - поделиться своим миро с теми кто нераводушен. Спасибо, Евгений Русских! Браво Иван Родионов!

    Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
    [ Регистрация | Вход ]