Сегодня ты никуда не спешишь. Зачем торопиться, когда ты почти замужем? Лучше придумывать цвет ковров в белом доме. Как мозаику, перебирать имена будущих дочек и клички золотистых ретриверов.
Ты всегда считала - счастье должно понимать, как сильно его ждали. Чтобы до слёз растрогалось, чтобы даже не вздумало скрыться.
И чем четче картинка – подключен фонтан и подвешен гамак, витражи желто-зеленые, и не забыть про дверной колокольчик, а хозяйка с утра в каком пеньюаре? - тем размеренней шаг твоих лаковых туфелек. Теперь всё будет совсем по-другому.
***
Вчера он сказал, что женится, если она вытащит пирсинг из языка. А она возьми, да вытащи! Он смеялся и целовал ее в шею, тянул губами за сережку и мочку уха. Так щекотно, что она хихикала даже после того, как он уже перестал. Потом так кокетничала, что уронила зонтик. Зеленый, с россыпью белых стрекоз по куполу. Он сказал не поднимать, обещал купить другой – с жёлтыми бабочками. И так заглянул в глаза, что она немедленно согласилась. Действительно. Подумаешь, какой-то старый зонт!
Домой возвращались через парк. Она сбивчиво, боясь ляпнуть глупость, рассказывала о родителях и младшей сестренке, изображала в лицах нелепые отношения рижских тёти с дядей, сквозь собственный хохот не заметила, что опять пошел дождь, и они почти пришли, а он так и не сказал ни слова.
Это ничего, завтра он ей всё расскажет. Всё-всё-всё! С самого детства.
«Мамочка, это я/Лизка, ты сидишь?/Алло, Даш?/Ёж, ты представляешь?/Игорь, ты мне больше не звони, пожалуйста.../Бабуль! Угадай, что?!/А я больше не одинокое вишневое дерево…/Киса! Готовь сто баксов! Ты проспорила!»
Лицо прочь от косметики. Брр, холодно дома! Как хорошо завернуться в халат. Бегло оглядеть комнату – всё моё, всё-всё-всё! Чмокнуть медведя в плюшевое ухо, и поскакать в душ.
«Тоник, ты где? Иди сюда. Щетка, бальзам, крем. Ребята, а мы скоро переезжаем! Я, знаете ли, замуж выхожу!»
После ужина, состоявшего из полбанки сладкой кукурузы и огромной кружки какао, вышла на балкон, вдохнула полные легкие весны, послушала, как с соседнего балкона истошно зовут домой девочку Лену. На такие вопли на месте Лены она бы ещё тысячу лет не отозвалась бы.
Почему-то вспомнилось, как в детстве ужасно не любила помогать маме. Она и сейчас не любит, но раньше помогать приходилось постоянно, а сейчас она живёт одна, и они с мамой по очереди приглашают домработницу. Потому что обе любят чистоту, созданную не своими руками.
А раньше, чтобы хоть как-то развлечь себя во время исполнения очередной трудовой повинности, она придумывала себе разные штуки. Вытирая столовые приборы, каждый раз представляла, что это не простые ложки-вилки, а обычная такая, рядовая семья. Самый большой нож был папой, большая ложка - мамой, вилки - старшими сёстрами, чайные ложки - девочками, ножи для масла - их старшими братьями. Все члены семейства, как полагается, чем-то занимались, где-то работали, всех их как-то звали – чаще редкими именами – Регина, Клементина, Августина – так интереснее. И каждый раз она сочиняла новую семью, и без печали раскладывала натёртых до блеска родственников по разным полкам. Иногда она и сейчас так играет. Как вспомнит, так сразу. Редко, но всё же.
Закурила первую сигарету за вечер. Вы не знаете, а она ведь совсем не курит при нем. Он сам не курит, и наверняка не любит курильщиц. Скорее всего, так оно и есть. Это она ничегошеньки про него не знает. Сама уже четыре месяца всё болтает и болтает, а он всё молчит да смотрит. Но это хорошо. Она не любит пустозвонов. А завтра она пригласит его к себе в гости. Приготовит пасту и теплый салат с креветками. А он принесет цветы и вино. Или цветы и шампанское. А может быть даже кольцо. Хорошо бы если с бриллиантом. Она никогда не держала в руках бриллиант! А ведь ей уже 26. Наконец-то он ей встретился! Милый-милый…
Всё будет чудесно. Никаких чужих духов и разговоров. Вербена, мирра, сандал. Она будет брать уроки фортепиано. Играть ему после ужина. Слегка завитые волосы, Верди, мягкое желтое платье. Не девочка – канарейка!
Иди спать уже, дорогая. Иди, надевай пижаму, иди, а то проспишь свое завтра.
Иногда время бежит как ошпаренное. Особенно, если хочет отделаться. Но ты не знаешь об этом, дорогая моя. И почему ты отбросила свитер? Подумай, на улице холодно.
Не лучше ли всё-таки платье? Кумачом завопить на всю улицу? Наивные рукава фонариком, подол пусть достанется ветру. Платье прекрасно, и это главное. Кому не нравится – отвернётесь. И ничего, что холодно – она побежит на солнышко! Спозаранку отправила две смски, потом позвонила – вне зоны. Но это не страшно. Если до конца аллеи деревьев будет четное число, значит, он специально отключил телефон, потому что занят – готовит сюрприз. Липа - раз, липа - два, ёлка – три. Сразу два непонятных дерева – пять, дубок, три рябины…
Восемь! Деревья всё знают – проверено.
***
А что будет, если ветер прыгнет в вырез на спине, да лизнет её кожу? Она, конечно, обернется, удивленная, играя полуулыбкой…
Она всегда любила заигрывать с ветрами. Ветры, они ведь хорошие. Лучшие друзья её друзей - Мэри Поппинс и Воздушных Змеев.
Ну, вот и всё, кстати. Здесь будет конец истории. Её собьёт автобус. Грязно-жёлтого, кстати, цвета. Такой, каким был её зонт. У водителя ужасно зачесалась нога – так часто бывает, если неделю не моешься.
Возможно, там она очень счастлива. Совсем не так, как здесь.
Что здесь? Ждать его, и не знать, что он не хочет жениться? Потом выйти замуж за Игоря, который не простит счастливого голоса, звенящего через весь город тем поздним апрельским вечером. Потом развестись. И снова остаться одной. Совсем. Завести канарейку. И все. Так пройдет твоя жизнь.
Но ты еще ничего не знаешь и счастлива. Поэтому я не буду рассказывать дальше. Будь ангелом, иди уже. Да, кстати, твой зонтик подняла одна бабушка. Теперь ей не страшен дождь.