Так тихо… Над озером стелется белесоватой кисеей туман, в воде плещет рыба, или может быть это только ветерок гонит волны к берегу, и они бьются о полуразрушенные, давно сгнившие деревянные мостки… Вдали вырисовывается упругим горбом остов, похожий на спину большой доисторической рыбы или даже мифического чудища Несси, застрявшего в мелковатой водице, да так и уснувшего, выставив чешую-деревья навстречу небу, матово-серая муть которого перемежается темными сгустками туч, наплывающими на отражения гигантских рыбьих плавников – холмов остова. В лесу медленно и важно, со знанием дела, кукует кукушка, отсчитывая суеверным скупые года, перекликиваются звенящими голосами птицы, встречая новое утро, и где-то там, вдали, наверняка бродит хозяин леса, обходя дозором свои лесные владения. Рыжие, словно облитые солнцем матерые стволы сосен тянутся вверх и, подражая им, пытаются выиграть соревнование березы, изменив своей исконной кудрявой расхлябанной сути тонконогих подростков и устремив кроны вверх, и если бы не черно-белая долматиново-пятнистая кора – найти отличие можно было бы только подняв голову высоко вверх и убедившись в резной выделанности листьев. Мокрые колокольчики ландышей бессовестно пахнут счастьем, вплетая свой запах в единую симфонию свежести и озонового буйства, дурманящего городского жителя, привыкшего к выхлопным газам и ядовитой атмосфере урбанизованной жизни… Все хорошо… В этом чудном Пoозерье все хорошо, и кажется - ничто не нарушает этого спокойствия.

Так повезло, что мы приехали сюда в «плохую» погоду, когда холодно и вовсю зарядили дожди, а народ, собиравшийся на шашлыки, рыбалку и пьяный «оттяг», отменил заказ, оставив нас единственными гостями турбазы.

Нашу компанию многие называют странной – не едим мяса, не пьем водку, мы… медитируем. Наслаждаться природой, ее первобытной мощью и силой, внимательно прислушиваться и присматриваться к миру считается чудачеством, и люди принимают нас за… не совсем нормальных, вернее чокнутых. Ведь слушать тишину, щебет птиц вместо того, чтобы включать попсовую музыку с поднадоевшим набором бессмысленных слов… это… чудачество.

Ты… не со мной. Любишь шумные тусовки, приглашения в гости, предпочитаешь толпу и драйв. Что заводит тебя? Очередные победы над длинноволосыми мальчиками или стрижеными девочками (унисекс forever) виноградными гроздьями виснущими на тебе, когда, блистая эрудицией, ты восхищаешь, притягиваешь взгляды, заставляешь плавиться от желания и вожделения и наслаждаешься полученным эффектом, впитывая струящийся адреналин в замерзшее свое сердце? Отчего же я до сих пор думаю о тебе, и душа моя свивается, скручивается, как засохший чайный лист, горчит послевкусием модных салонов? Могут ли быть более разные, непохожие, полярные существа на земле? И я, понимая всё, осознавая бесперспективность и бесполезность, назло даже себе, храню тебя под сердцем, вынашиваю как ребенка, отчаянно, безнадежно, бессмысленно… Возлюбив, я породила чудовище, вернее подпитала его/твое эго.

Я собираюсь с силами и «ухожу в центр» - собираю хаотичные мысли и изъеденные ржавиной безысходности чувства и опускаю их в «центр» - точку ниже пупка, откуда и стараюсь осязать этот мир. Находясь в точке баланса, ты можешь контролировать потоки энергии, не растрачивать даром последние крупицы сил, потому что иначе остается только кричать, глупо, зло, беспощадно выть, вытянув шею и напрягшись в струну, словно некая безумная выпь, замершая камышовым стеблем в своем болоте и до одури уставшая жить.

Я не хочу любить, не хочу страдать, в моей анахате поселился огромный серый булыжник, который даже не дает мне нормально дышать, только судорожные короткие всхлипы местами прорываются наружу, сквозь толщу комковатой боли.

- Мам, ты меня любишь?

- Конечно, котенок. Спи.

- Я никогда никуда не отпущу тебя, когда ты отпускаешь мою руку, я уже скучаю. Дай мне твою кофточку, я обниму ее и засну.

- Конечно, мой хороший. На…

Я убегаю от себя. Убегаю от дочери, туда к озеру – прохладному ледниковому  озеру, пытаясь взять у него эту тихую мощь, чтобы поселить ее в своем «центре»… чтобы не сойти с ума или (дай бог!) снова научиться радоваться каждому наступающему дню.

Сегодня мы разучиваем новые движения в «Ци Гун», работаем с энергиями, медитируем. На какое-то время становится легче, особенно, если с тобой бок о бок друзья, такие, с которыми не чувствуешь себя отверженной.

Прибегаю в дом, радостная и счастливая, наполненная светом и надеждой. Ты сидишь за столом с чашкой чая, мерно стуча о ее керамические края металлической ложкой, и вызывающе бросаешь:

- Опять шаманила?

- Да.

- Не надоело?

- Нет.

- Мне противно видеть, как ты перед ними лебезишь. На цыпочках ходишь.

- Ошибаешься.

- Как же… Догадываюсь, что между нами все кончено. Одного не пойму: зачем мы продолжаем эту комедию? Нафиг ты меня сюда притащила? Что волком смотришь?

Твои глаза неотступно сверлят меня, точно пытаются сломать тот хрупкий стерженек силы, который еще помогает мне держаться прямо, не скрючиваться как больному подагрой, не сдаваться – война в отдельно взятой ячейке общества… Отворачиваюсь и ухожу. Мне нечего сказать. Я не могу объяснить тебе, как бы я могла ощущать мир, если бы в нем еще существовала любовь, которая связывает два существа на этой земле. Нас нет в этом мире, в смысле нас двоих в едином пространстве просто нет – это лишь остатки ветхого фантома, изъеденного молью фетра, который рано или поздно рассыплется, расползется на атомы, оставив только зигзагообразный след zero. Агония отношений мучительна.

Дочь смотрит внимательными глазенками и спрашивает: «Мам, ты любишь папу?», «Почему женщины гораздо нежнее мужчин?», «У папы плохое настроение?»… Что я могу ответить?  Она идет со мной медитировать… ей нравится проделывать загадочные манипуляции ручонками, осязать невидимую энергию, говорить с озером… Перед сном она задумывается и со вдохом констатирует: «Папе здесь плохо». Да, милая, ты права, проблема в том, что в другом месте наверняка лучше не будет. Как сказать тебе об этом? Да верно и не надо, ты же все чувствуешь. Взрослые думают, что дети малы и глупы -  недооценивают возможности их ума и видения. Ты знаешь, моя малышка, ты все знаешь, просто не хочешь верить в это, как и я, правда?

Я иду по тропинке и слушаю, как вкрадчиво шуршит дождь, лаская подрагивающие от наслаждения листья деревьев. Впереди – серебристо-черная гладь озера и мерцающая кривая дорожка осколочно светящегося месяца пляшет на воде свои безумные танцы. Моя мантра незатейлива и проста – «Все будет хорошо. Когда-нибудь всё обязательно будет хорошо. Правда?»

В отливающем свинцом небе утробно погромыхивает приближающаяся гроза, и напряженно застывшее озеро меняет свой мертвенный глянец на зигзагообразную рябь, напоминающую пустую картинку закончившего вещание телеканала…

Ирина