 Александр Кабаков – писатель, публицист. Родился в 1943 году в Новосибирске. По окончании механико-математического отделения Днепропетровского университета переехал в Москву, работал инженером. Первая же опубликованная повесть – «Невозвращенец» (1988) – принесла автору широкую известность.
Александра Кабакова тревожат «левацкие» настроения в литературе и раздражают графоманы в Интернете
КНИГИ НЕ ПРИНОСЯТ ДОХОДА
– Александр Абрамович, вы стали известны в перестроечное время после повести «Невозвращенец», которая затем была переведена на многие языки и вышла в двух десятках стран… Как это повлияло на вашу писательскую судьбу?
– Ну, в общем, это была приятная неожиданность. Но это повлияло главным образом на то, что я стал гораздо больше писать. На мой взгляд, успех писателю необходим для того, чтобы он лучше работал.
– Часто бывает, что серьёзный успех накладывает определённый отпечаток на авторское имя и человека ассоциируют только с одним произведением…
– Такое было, к сожалению. И меня это очень раздражало. Это достаточно неприятно, когда выходит роман за романом, а тебя продолжают считать автором одной книги. В итоге мне удалось переломить ситуацию, когда вышли роман «Всё поправимо» и тем более «Московские сказки». Эти вещи имели самостоятельный успех, который, может быть, не уступал успеху «Невозвращенца». Просто переводов на другие языки было меньше, поскольку интерес к России на Западе резко упал.
– Вас постоянно приглашают в различные жюри, на фестивали. Это не надоедает, не мешает творчеству?
– Это часть профессиональной работы. Если человек занимается литературой, то он занимается и сопутствующими ей делами. Есть, конечно, писатели-отшельники, но я к ним не отношусь. Я веду обычную жизнь профессионала. А это означает не только писать, но и принимать участие в каких-то литературных событиях.
– Книги приносят сейчас доход?
– Приносили некоторое время. Когда были ещё преимущества советской системы книгоиздания и книгопродажи, но уже не было цензуры. Это конец 80-х – начало 90-х годов. Потом долгое время книги не приносили практически ничего. Писательство стало совершенно бескорыстным занятием. Ну вот смотрите, за большой роман, который пишется уж никак не меньше года, автор получал тысячу долларов. Согласитесь, это несерьёзно… К счастью, у меня есть профессия, которой я занимаюсь всю жизнь. Я журналист, редактор.
– А пятитомник?
– Пятитомник мой продаётся хорошо, но он не может приносить таких денег, как новая книга. Это же переиздание старых вещей.
– Вот сейчас ваш новый роман «Беглецъ» получил премию «Книга года» в номинации за лучшую прозу. Как это отразится на ваших финансах? И что для вас значит эта победа?
– «Проза года» – это серьёзное признание, это приз профессионалов-издателей. Я получил его уже во второй раз – впервые в 2005 году за «Московские сказки». Приятно… А на финансах это никак не отразится – приз безденежный. Зато престиж.
ИНТЕРНЕТ ПООЩРЯЕТ НЕПРОФЕССИОНАЛИЗМ
– Года три назад вы утверждали, что Интернет убивает литературу…
– Вы знаете, я до сих пор придерживаюсь такого мнения. Ну не конкретно Интернет убивает, конечно. Для меня это прежде всего инструмент, справочник, позволяющий следить за текущими событиями… Но есть такая составляющая интернет-жизни, как сетевая литература. Она пока ещё не убила настоящую литературу, но добивает её. В сетевой литературе отсутствует экспертная составляющая. Если человек хочет издаться на бумаге, то он должен предъявить свои сочинения редактору, издателю, потом уже эти сочинения будут оценивать критики… Словом, происходит отбор, отсеивание того, что не представляет никакой художественной ценности. А в Интернете этого нет, любой может написать что угодно, нажать на пару кнопок и опубликовать это неограниченным тиражом. Из сетевой литературы в бумажную приходит то, что представляет для неё серьёзную угрозу, портит вкус читателя окончательно.
– Но имеются примеры, когда известные авторы, которым вроде бы дополнительная реклама ни к чему, приходят в Интернет, заводят блоги в том же Живом Журнале…
– Эти люди состоялись не в Интернете. И литераторами их признали вполне компетентные специалисты. И если хочется этим авторам вести блоги в Живом Журнале – это их дело, вот и получается у них такая бесконечная встреча с читателями. Лично мне хватает «живых» встреч с читателями, они не столь редки.
– А как тогда заявить о себе молодому автору, предположим, из провинции? В Интернете он может свободно публиковаться, а в том же «толстом» журнале если случайно и появится, то кто его прочтёт, учитывая нынешние тиражи?
– Тут я не могу согласиться. Сейчас, как и прежде, публикация в «толстом» журнале – это серьёзная заявка. И кому надо – те автора заметят: критики, издатели. Конечно, журналы выходят уже не миллионными тиражами, но такая большая аудитория начинающему литератору и не нужна. А вот Интернет как раз поощряет непрофессионализм, это в основном прибежище графоманов. Если начинающему писателю хочется сиюминутной известности, то он её при желании в Интернете добьётся; получит свои 10 тысяч рецензий в стиле «аффтар жжот», «аццкий сотона» и так далее. А на самом деле он совсем не «жжот» и никакой он не «сотона». Если его интересует именно такого рода «успех», то никаких проблем. А если он претендует на что-то большее, то должен посылать свои тексты в «Новый мир», в «Знамя», в «Октябрь». И для молодых в наше время гораздо больше возможностей профессионализироваться, чем прежде. Есть премия «Дебют», на которую в прошлом году было подано 50 тысяч рукописей. Такого не было даже в советские времена, там 49 тысяч были отбракованы по одним только идейным соображениям. Есть семинар молодых писателей в Липках, всё есть! И это всё то же самое, что было при Советах, только без идеологической окраски.
ЛЕВЫЙ МАРШ
– Вы как-то сказали, что с властью вас ничто не может примирить, кроме её врагов.
– Когда я познакомился с её друзьями, то продлил это высказывание: «Ничто не может меня примирить с властью, кроме её противников, и ничто не может привить к ней такое отвращение, как её сторонники». Потому что сторонники гораздо хуже противников. С противниками я могу ещё спорить, а со сторонниками у меня, извините, даже на одном гектаре не получается…
– Неужели всё так беспросветно на самом деле?
– Да нет, не всё. Трудно представить, чтобы генсек КПСС принял молодых писателей, среди которых были бы не только певцы БАМа и комсомольских строек, но и явные диссиденты. А на встрече с Путиным присутствовал, допустим, Захар Прилепин, активный функционер запрещённой Национал-большевистской партии. И он был приглашён в Кремль! И что тут внушает некоторую надежду – не только был приглашён, но и пошёл. Это говорит о большей вменяемости как тех, так и других. Впрочем, «шестидесятники» тоже пытались договариваться с властью. Но как только она начала рушиться – они с удовольствием её подтолкнули.
– Может, та власть была просто менее гибкой?
– Более гибкой власти, чем нынешняя, на мой взгляд, в России не было. Вы довольно точно сформулировали. Именно гибкой.
– Но и вас власть привечает…
– Да, привечает. Включает в какие-то официальные писательские делегации, спасибо, конечно. У нас сейчас в писательском мире есть люди, которые стремятся приблизиться к власти или же демонстративно ей противостоять. Я не имею отношения ни к тем, ни к другим. Меня вполне удовлетворяет отсутствие цензуры и указаний сверху.
– У меня такое впечатление, что отсутствие цензуры и указаний нанесло больший удар по почвенникам, нежели по западникам. Первые как-то совсем заглохли…
– Пока почвенники и либералы-западники в меру своего таланта противостояли советской власти, а они в равной степени ей противостояли, в почвенническом лагере выдающихся авторов, я бы сказал, было больше. Ну уж никак не меньше. Тот же Василий Белов… А посмотрите, что сейчас делается! Эти люди состарились и совершенно утратили дар Божий. Трудно сказать, от старости это или Господь наказал за злобу…
– Но есть и молодые почвенники…
– Не совсем почвенники. Это новое направление, весьма для меня тревожное. Но его существование, конечно, следует признать. Это очень одарённые литераторы – даже не почвеннического, а левого направления. И сюда входят почти все молодые авторы, которые хоть что-то собой представляют, начиная с уже упомянутого Захара Прилепина и кончая последним букеровским лауреатом Михаилом Елизаровым. И альтернатива либеральному крылу в литературе – это уже не почвенники, а вот эти новые левые. Вполне такого европейского образца. Они называют себя национал-большевиками, но, конечно, они левые, а приставка «национал» – на совести провокатора Лимонова. И, кстати, наиболее дальновидные и умные критики и теоретики почвеннического направления приметили этих новых левых и всячески пытаются затащить их в свой стан.
– А стоит ли? Ведь некоторые из них ещё писать не научились... И что могут противопоставить этому направлению писатели-либералы?
– А ничего пока. Мало того что либеральная критика превозносит вот этих же новых леваков даже больше, чем почвенническая, но и среди самих либералов начинает появляться, как сказали бы в 30-е, «левый уклон». Левый марш какой-то… А интересные, и даже очень интересные, молодые прозаики есть. Остаётся ждать, когда они повзрослеют и избавятся от идеологических иллюзий.
http://www.lgz.ru/article/10212/
|
