Надежда Чернова родилась в селе Баян-Аул Павлодарской области. Окончила факультет журналистики Казахского государственного университета имени Кирова. Член Союза писателей Казахстана. Издала 11 книг. Среди них «Возраст августа», «Кочевница-жизнь», «На два голоса», «Солнцеворот», «Огнецвет», «Небесный дом» и другие. В канун 15-летия независимости республики поэтессе вручен орден «Курмет».

Моя жизнь похожа на ненаписанный роман

«Какую бы цифру в отношении меня ни назвали — 60, 80 или 100 лет, главное, не внешний возраст, а внутреннее самоощущение. И меня сейчас очень удивляют мои паспортные лета, потому что в душе я чувствую себя не более чем на сорок», — сказала в день своего юбилея поэтесса, которой некогда прочили судьбу второй Риммы Казаковой. Но она, к счастью, осталась, вернее, стала сама собой — Надеждой Черновой.

— Мой путь в литературу начинался с моего отца — Михаила Тимофеевича Чернова, который очень любил Пушкина, — вспоминает Надежда Михайловна. — Наша большая семья жила в те годы в Семипалатинске. До сих пор перед глазами стоит такая картина. На дворе жуткий мороз, углы нашей полуразваливающейся избушки покрылись инеем, под кроватью копошатся куры, около духовки греется поросенок, рядом с ними играют мои младшие брат и сестра, а папа посреди этого Ноева ковчега вдохновенно читает: «Прощай, свободная стихия! / В последний раз передо мной / Ты катишь волны голубые / И блещешь гордою красой».

Я, шестилетняя, хожу за ним по пятам и повторяю услышанное.

Годам к десяти Надя сама стала что-то пытаться сочинять. Отец, заметив это, посадил дочь на колени и начал объяснять азы стихотворчества — что такое рифма и размер. Годам к 14 она уже стала известной в городе личностью — Надины стихи были опубликованы в местной газете. Отца очень сердило, когда ему говорили, что у него гениальная дочь. Наде же он внушал, что сочинение стихов — не профессия. Он страстно любил математику и очень хотел увлечь ею и дочь, но у нее была стойкая двойка по этому предмету. На ее счастье, учительница математики была мудрой женщиной. Она разрешала одаренной девочке писать на своих уроках стихи, а чтобы не оставлять на второй год, делала вид, что не замечает, как она списывает у подруг контрольные.

После окончания школы Надя поступила на журфак, о чем ни разу в жизни не пожалела. Журналистская профессия подарила ей массу встреч с самыми разными людьми. Двадцать пять лет она проработала в журнале «Простор», где ей довелось встречаться с ярчайшими писателями. Среди них Ильяс Есенберлин, Морис Симашко, Анатолий Ким, Виктор Васильев, брат академика Вавилова, и, наконец, из молодого поколения — Михаил Пак и Сергей Лукьяненко, которые сегодня имеют мировую славу.

Но были в ее жизни иные «встречи». Чего, например, стоит на заре ее трудовой карьеры знакомство с редактором одной из районных газет! Юная журналистка принесла ему свои стихи. Редактор их сразу забраковал. Уязвленная Надежда, которая к тому времени успела опубликоваться в «Казахстанской правде», заподозрив, что он ничего в своей жизни, кроме газет, не читал, принесла ему однажды стихи Бунина. Прочитав знаменитые строчки из стихотворения «Одиночество», редактор районки сказал, что эти стихи он, может быть, и возьмет, если будет изменена не совсем советская концовка, где она пропагандирует пьянство:

Что ж! Камин затоплю,
буду пить…
Хорошо бы собаку купить.
И предложил свой вариант: «Так и быть, собаку куплю».

Надежда рассмеялась, а редактор даже и не понял, что это был розыгрыш.

А в целом ей везло на встречи с людьми тонкими и умными. Это и отец школьной подруги — известный казахский поэт Саду Машаков (это он, увидев первые стихи Нади, считал, что из нее может выйти казахстанская Римма Казакова), и известный критик и литературовед Павел Косенко, и поэтесса Руфь Тамарина.

— Эти трое до конца жизни следили за моим творчеством и помогали мне, — говорит Надежда Михайловна.

Кстати, первая встреча с Руфь Мееровной была больше похожа на красивый анекдот. Пятнадцатилетняя Надя заявилась в редакцию «Казахстанской правды», где работала Тамарина, в огненно-рыжем раскрасе. Накануне похода в главную газету республики дочь Саду Машакова, ее подруга Галия, к которой она, собственно, и приехала в гости на летние каникулы, критически оглядев Надю, заявила, что поэты так не ходят. И недолго думая отрезала ее роскошные пшеничные косы, а затем заставила покрасить волосы.

Рано поседевшая в сталинских лагерях Руфь Тамарина вышла навстречу девочке… в таком же раскрасе! Глянув друга на друга, они не могли сдержать смеха! Тем более что и стихи, которые Надя принесла на суд известной поэтессе, назывались «Рыжий Колька».

Надежда признается, что всегда жила параллельными жизнями. Она была дважды замужем, и мужья удивлялись, как в ней сочетаются крестьянская приземленность и умение жить с романтической отрешенностью, присущей поэтам.

— Оба моих мужа любили хорошо поесть, и я проводила немало времени на кухне, — говорит Надежда. — А кроме того, у меня характер такой — я глава семьи. Все проблемы решаю сама, а мужчины у меня как бы на подхвате. Им со мной было вполне комфортно, я не удручала и не закабаляла их своей заоблачностью, поэтому они не могли понять, откуда у меня берутся стихи. Да я и сама не знаю. Не случайно, видимо, Ахматова написала: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Единственное, что могу сказать по этому поводу, — стихи я всегда писала тайком. Для меня творчество равносильно интимной жизни, которую принято скрывать от посторонних глаз.

Словом, поэтическая судьба не помешала состояться женской судьбе Надежды Черновой. Ее замужества были удачными, но судьба распорядилась так, что сначала первый, потом второй муж ушли из жизни…

Две трети ее бытия в браке, по признанию Надежды, занимали интереснейшие разговоры, где быт никогда не выносился на первое место.

— Ведь почему у мужчины пропадает интерес к женщине в семье? — вопрошает Надежда. — Да потому, что она погрязает в быте. А я, хоть и люблю комфорт и хорошую кухню, всегда занималась этим как бы между прочим.

Удачные замужества, где помимо любви была и большая дружба, не означают, что покойные мужья Надежды Черновой не ревновали ее к поэзии и только лишь радовались ее погружению в творчество.

— Мужчины хотят, чтобы женщина принадлежала им целиком, — говорит она. — Если это было не так, мои интеллигентные мужья начинали вести себя как дети, на которых мать не обращает внимания.

Первым ее мужем был известный филолог, заслуженный учитель республики Олег Новожилов, сын кинодокументалиста Геннадия Николаевича Новожилова, снимавшего самых известных в Союзе людей. Среди его героев были и Алексей Толстой, и Михаил Шолохов, и Дмитрий Шостакович, и Жамбыл, и Ауэзов… В 37-м Геннадий Новожилов по направлению «Ленфильма» приехал в Казахстан поднимать казахское кино. Война его застала здесь, а семья осталась в блокадном Ленинграде. Потом была возможность вернуться на «Ленфильм», тем более что квартира за ним сохранялась, но после перенесенной в Ленинграде блокады у его семьи не хватило сил оторваться от теплого алматинского солнца и обилия яблок.

Сын Надежды и Олега — Денис Новожилов — тоже пишет. Причем слово у него, как считает мать, яркое и образное. Однако, сказав себе однажды, что хороших писателей нынче так много, что не хочется умножать их число, и уж если быть, то только выдающимся, он оставил попытки серьезно заниматься литературой и ушел в полиграфию.

К юбилею матери Денис подготовил достойный подарок — издал книгу ее прозы «Небесный дом», где, помимо заметок о литературе и поэтах, есть еще родословная Надежды Черновой, изложенная в семейных мифах.

По ее словам, когда она начала писать эту книгу, то сразу поняла, что это — работа на всю жизнь: «Книга вроде бы вышла, но я ее все еще продолжаю дописывать».

Вторым мужем Черновой стал Игорь Софиев. Родился он в Париже в семье русских эмигрантов, известных в зарубежье русских поэтов Ирины Кноринг и Юрия Софиева. Стихи его матери редактировала сама Марина Цветаева, а отец дружил с Иваном Буниным. В 1956 году семья приняла решение вернуться на родину. Из всех предложенных мест Алма-Ата показалась им самым подходящим городом. Тем более что и Игорь, и его отец, будучи страстными путешественниками, буквально бредили Центральной Азией. А в Алма-Ате им обоим сразу предложили работу в Институте зоологии Академии наук: отцу — в качестве научного иллюстратора, а Игорю — переводчиком с английского и французского. Если учесть, что во Франции старший Софиев работал мойщиком окон, а Игорь — рабочим на заводе, то это было фантастическим предложением, которое, в общем-то, повлияло на решение семьи остаться в Казахстане, несмотря на все тяготы советского быта.

…Говорят, что после 60 начинается новый этап в жизни.

— А моя жизнь мне кажется ненаписанным романом, за развитием которого я с интересом слежу и все жду какого-то чуда, — сказала в завершение беседы наша героиня. — Что же будет дальше?..

"Казахстанская правда".