ИРИНА ЛЕБСАК

Эпизоды из книги

«Актерские монологи»

Провинциальный театр?

В конце третьего курса к нам в аудиторию заглянул главный режиссер одного театра, находящегося недалеко от Алма-Аты. Он приглашал нас, естественно, с Мастером курса, поставить дипломный спектакль на базе профессионального театра и заодно немного «понюхать» сцены. Предложение было заманчивым, потому что студенческий учебный театр не совершенен, там много чего не было. Да и сейчас много чего нет.

Курс, вроде бы, дал согласие. Во всяком случае, никто открыто не был против. На этой позитивной ноте мы расстались с режиссером до осени. Благополучно отдохнув, перейдя на четвертый курс, придя 1 сентября на занятия, мы узнали, что нас все-таки ждут в том театре. Нам ещё раз подтвердили возможность выпуска дипломного спектакля. Раз мы обещали, слово надо держать.

Но в этот раз курс разделился на два лагеря. На тех, кто согласен держать слово и на иных. В первый отряд попали почти все, то был с первого курса вместе, то есть, практически – семья. Второй отряд образовался из пришлых, куда перекочевали две девочки, сраженные стрелами амура. Кстати, два мальчика из пришлых, тоже сраженные отравленными любовью стрелами, оказались в нашем отряде.

Приехали мы в городок, где в одном здании прекрасно уживались два театра-казахский и русский. Встретили нас очень радушно. Нам, студентам, режиссер выдал ключи от однокомнатных квартир! Вдумайтесь только, однокомнатная квартира в советское время!

Обласканные таким отношением к будущим профессионалам, мы быстренько сделали ремонты в своих квадратных метрах, купили даже какую-то мебелишку. Мои родители спешно собрали контейнер и сбагрили нам наши свадебные подарки, которые лежали и занимали огромное количество места.В том городке было то, чего не было в Алма-Ате.

Провинциальные города всегда могли чем-нибудь удивить.

Мы с мужем, и ещё несколько сокурсников, например, стали обладателями деревянных, румынских, потрясающих по конструкции и функциональности комодов. Комод, который в собранном виде стоял и отливал темно вишневой полировкой, а в разобранном виде превращался в односпальную кровать! Не комод, а мечта, он назывался нами долгие годы-гостевым. Гость приехал, а у нас голова не болит, куда его положить спать. А если сильно постараться и уговорить поворачиваться одновременно, то на него можно было уторкать даже двух гостей.

Надо было уехать в другой городок, чтобы мой муж посмотрел на меня другими глазами. Вернее, глаза были прежними, но ракурс на меня, на мои способности и скрытые таланты, изменился. Он открыл для себя, что я являюсь прекрасным специалистом по забиванию гвоздей. Особенно после того, как я, купив: дерматин, ватин, декоративные гвозди, попросила его снять с петель входную дверь и

....

Хоть не люблю говорить о себе в превосходной форме, но не удержусь на этот раз и сложу о себе ПЕСНЬ в нескольких предложениях!

Я обила входную дверь по всем, мною ведомым, законам утепления. Дверь была прекрасна, каждый обитый мною ромбик был похож на пухлую полупопочку маленьких деток. Вершиной моего дерматинового творения была цифра квартиры, собственноручно выведенная зубной пастой «Семейная»

У нас была крыша над головой, румынский гостевой комод, даже шторы на окне из тяжёлой гобеленоподобной ткани. Правда, только до подоконника. Потому что мой молодой муж неверно измерил расстояние. В этой связи, пришлось говорить всем гостям, что в магазине нам достались последние метры.

Мы были готовы «нюхать» сцену, вводиться в идущие спектакли, репетировать в новом и, главное, - ждать. Ждать приезда Мастера нашего курса на выпуск дипломного спектакля «Последние» Горького.

В одном спектакле мы бегали в массовке, это обязательный этап в жизни начинающих артистов, к которому надо относиться с уважением и достойно его пройти.

Нас всех режиссер театра занял в спектакле «Двадцать лет спустя» М.Светлова. Мне досталась роль Дуни. Кстати, самый-самый первый зрительский успех ко мне пришел именно с этой ролью. Меня на улице несколько раз(!) окликнули Дуней, думая, что и в жизни меня так же зовут.

Мы узнали, что такое выездной спектакль! Так, мы оказались в одном маленьком, но уютном городке, в окружении гор, которые, казалось, сейчас рухнут прямо на нас. Хорошо помню, что именно в этом городке я купила гипюровые перчаточки для сцены, которые нельзя было найти в столице, а в провинциальном городке лежали и пылились.

К счастью, на выездной мы ездили только один раз. Холоднючий автобус Кубанец, как бездарный памятник Фурцевой, как бывший министр культуры СССР, запомнился на всю жизнь.

Перемещаться в этом транспорте вообще сложно, а уж в холода, да без сугрева во внутрь, было просто невозможно.

Мы выпустили спектакль. Несколько раз зал был полным, потом половина зала, затем четверть. Все театралы города спектакль посмотрели, но ещё раз прийти и посмотреть на молодых, верящих в светлое будущее людей, местным театралам больше не хотелось. Потому как осенние заботы были важнее. Почти в каждом дворе работали коптильни, которые напитывали воздух одурманивающими запахами домашних копчёностей, готовившихся впрок на зиму. Вдыхая слюновыделяющий копчёный воздух, я шла от автобусной остановки до театра и мой мозг настойчиво грызла одна и та же мысль. Что мы здесь делаем? Было очевидно, этому городку театр не нужен. Но перспектива сделать диплом на профессиональной сцене снимала мой мозговой спазм и я ждала, как и все, когда наступит период репетиций дипломного спектакля.

В этом периоде сомнений и ожиданий было много смеха и веселья, любви и слез. Одним словом, жизни.

Помню, там продавались гуси по девяносто две копейки за килограмм. Не живые, естественно. Живых я с детства боюсь – уж больно щипались, гады.

Обычно цены я забываю, как только покидаю пределы магазина. А эту помню. Я даже решила запечь гусика под майонезом в духовке, как куриные окорочка, на день рождения моего мужа. Запекались они почему-то долго. Гости уже набились в нашу квартирку, а эти бывшие щипающиеся гады никак не доходили до кондиции. Кто-то из гостей сказал, что горячее сырым не бывает и я торжественно внесла противень. Гости сыграли губами туш, изображая духовой оркестр. Не хватало только тортовых свечей, которые можно было бы натыкать для пущей праздничности в бывшую птицу. Только в это безрассудное и счастливое время молодости можно не переживать за кулинарные огрехи. Один артист, которому досталась ножка гусика, очень серьезно заметил, что гусь в прошлом был каратистом. Заливаясь смехом, гости одолели гуся, да ещё и косточки обглодали так, что какому-нибудь дворовому Бобику там уже делать было бы нечего.

Две местные артистки научили меня печь «быстрый» яблочный пирог. Этот рецепт по сей день выручает, если нужно что-то быстро сообразить к чаю.

Слышимость в доме была обалденная! Поэтому мы были невольными слушателями поющей кровати наших верхних соседей, на которой без устали трудились очень хорошие люди для продолжения своего рода.

Помню ассистентку режиссера. Красивую, длинноногую девушку, которая была зачата, видимо, в флегматично сонной позе. И эту сонную флегматичность она несла по жизни, как знамя, под которыми могли бы «не тарапицца и не валнаваццца» такие же энергосберегающие люди, как и она.

Во время репетиции, когда должна была бы последовать быстрая перестановка, она выплывала медленно из-за кулис и тягуче, неторопливо растягивая слова, спрашивала режиссёра: «А креслООО убираааать?»

Режиссер - маленький, упитанный еврейчик с вечно фыркающим носом, как будто там у него что-то застряло, соскакивал и начинал метаться между рядами в зрительном зале так быстро, что зрительские кресла от ужаса подпрыгивали с хлопком и выстраивались, как солдаты на плацу.

«И креслО, и стулО убирайте тоже» - кричал он флегматичке и обессиленный бросался в кресло, чтобы продолжить репетицию, нервно потирая нос, в котором, все-таки, чтото, наверное, застряло.

Как-то, выглядывая в окно, я увидела, как подъехал автобус к остановке, из него вывалилось огромное количество пассажиров.

Они перепрыгивали лужи, обходя грязь и разбегались в разные стороны.

Сверху люди казались маленькими и очень суетливыми. Мне, вдруг, увиделось, что каждый бежит в свое однокомнатное стойло. Увиденное и дорисованное моим воображением так на меня подействовало, что мне захотелось тут же сбежать из этого городка и даже театра. Я уже точно знала, никакая однокомнатная квартира с дерматином не удержит меня здесь. Ни за что!

Дальше события развивались стремительно.

Режиссер сказал, что дипломный спектакль на базе театра выпускаться НЕ БУДЕТ.

Он был уверен, мы, обросшие бытом, комодами и гусями по девяносто две копейки за килограмм, сделаем выбор в пользу мнимого благополучия. Он вызывал нас каждого отдельно и вел агитацию.

Мы, тогда окутанные сплошным максимализмом, отвергли эту перспективу - резко и грубо.

Но несколько человек дали согласие вернуться в этот театр после окончания института.

И я за них очень рада!

Искренне рада!

Потому что они обрели там настоящую любовь, с которой идут по жизни и по сей день.

Все нажитое за три с половиной месяца было загружено нашими мальчиками в один контейнер и отправлено в Алма-Ату. Так, наш театральный десант, разочарованный обманом режиссера, покинул в одночасье квартиры, похоронив мечту о выпуске дипломного спектакля на профессиональной сцене.

Наверное, будет справедливо, если я не буду обвинять сегодня режиссера. Наверное, будет справедливо, если я, с позиции прожитых лет, оценю его враньё, как желание влить в труппу молодую кровь. Наверное, будет справедливо, если я скажу ему спасибо за урок, с его плюсами и минусами.

Провинциальным театр считается с точки зрения местонахождения.

Само слово «провинциальный театр» меня заставляет поёжиться.

С точки зрения местонахождения, если центром считать Москву и Питер, я сейчас служу в провинциальном театре.

Провинциальный ли?

Это территориальное определение не имеет ничего общего с талантами, служащими театру.

Сколько в том театре я увидела талантливейших артистов, которые, в силу разных обстоятельств, были прикованы к маленькому городку. Многие из этих артистов могли бы украсить лучшие театры страны своим талантом, не штампованными образами, запоминающейся внешностью и, редко теперь встречающимися, глубокими тембрально богатыми голосами! Эти артисты, в силу разных причин, спивались или пытались, помимо театра, найти ещё какие-то подработки для выживания. И при всем этом, они были: чисты душой, добры сердцем и не злобливы на язык.

Не существует провинциальных театров и столичных! Нет такой градации кем-то и когда-то выдуманной.

Есть только ХОРОШИЕ театры и ПЛОХИЕ.

И географическое месторасположение здесь ни при чем.

А человеческие судьбы у всех разные.

***

«Черный монах» и не только

Артист без режиссера, как пища без соли, как хлеб без масла, как дом без крыши, как башка без мозгов...

Мы, будучи студентами театрального факультета, понимали эту аксиому и сотрудничали с будущими режиссёрами.

Студенты актёрского факультета очень амбициозны, а уж студенты-режиссёры амбициозны в кубе.

Но я не считаю это минусом.

Только в студенческие годы можно без конца трындеть о своей гениальности и свято в это верить.

Это потом жизнь побьёт, изобъёт и треснет мордой о стенку, а пока пусть балу́ются.

Студенты - режиссёры занимали нас в  своих отрывках, курсовых, дипломных спектаклях.

Мастером режиссерского курса был А.М. Мамбетов.

Его уважали и обожали все!

Он ни с кем не церемонился, и все нахальные режиссерские эксперименты своих подопечных разносил в пух и прах.

Но неизменно, с хитринкой во взгляде, обозвав всех «идиЁтами», ставил пятерки, чтобы сохранить им стипендию.

Много осталось в памяти фрагментов от совместной учёбы, но я хочу рассказать об одном эпизоде.

Будущий режиссёр К., поставивший «Чёрного монаха» А.П.Чехова, потряс полётом своего воображения не только моё серое вещество, но и Азика, как любовно называли за глаза Мамбетова.

Итак, малая сцена театра Ауэзова, где идёт дипломный спектакль по повести Антона Павловича.

В спектакле заняты студенты театрального института, артисты русского ТЮЗа им. Н. Сац и мой муж.

Помню артиста М., который, произносил

фразу, очень странно звучавшую из его уст: «ГалюциАнация начинается».

И помню босого парня в красной атласной рубахе. Он весь спектакль ходил между действующими лицами, которые его якобы не видели, благодаря замыслу режиссёра.

Краснорубашечник вопросительно смотрел в глаза исполнителям ролей, усаживался то на стол, то под стол, то заглядывал через плечо главному герою, то пристраивался на край сцены и вымученно смотрел на зрителей.

Эту роль гениально играл мой любимый муж!

Спектакль прошёл хорошо, все были довольны, даже те, кто ничего не понял, тоже были удовлетворены.

Ликование витало в воздухе, все были полны надежд на блистательное будущее - кто на режиссёрское, кто на актёрское.

У экзаменаторов было благосклонное отношение к режиссерским потугам и благоприятные прогнозы на будущее студента -режиссёра.

Вдруг, как гром среди ясного неба, раздался вопрос Мамбетова: «А что за мужик в красной рубашке у тебя весь спектакль ходил по сцене?»

Нервно подергивая губами, будущий режиссёр молвил: «Это, Азербайджан Мадиевич, МЫСЛЬ.....!»

«Идиёт», - констатировал сей факт Азик, и поставив пять, отправил в профессиональное плаванье талантливую творческую единицу.

ЛИМ