Жанна Ескуат

Посвящается отцу Б.Б.Ескуатову

СДЕЛКА

«КУПЛЮ: казахские национальные

СУВЕНИРЫ, изделия народных умельцев.

Тел. 56-13-06».

Объявление было коротким, но Байгожа вновь и вновь перечитывал его. Наконец руки, державшие газету опустились, а выцветшие глаза окинули длинные полки в полутемной мастерской с многочисленными изделиями. Растревоженное воображение рисовало, как этими чудесными поделками, в которые он вдохнул жизнь, завладеет чужой человек, будет продавать их за деньги… Эти мысли острой иглой боли впились в висок, а в глазах потемнело. Байгожа с усилием поднялся с кошмы, и вышел наружу. Дивное пение тоненького детского голоса отвлекло старика, он оглядел клумбу во дворе, но это не прогнало мрачных мыслей. Мастер шаркающей походкой вышел в озаренную солнцем степь.

Весна была в самом разгаре. Майский ветер буйно разносил вокруг птичий гомон, невидимыми крыльями он ласкал гобелен из гибких алых, красных и желтых тюльпанов на холмах. Щебет птиц волнами прибивался к самым ушам и уносился замысловатыми руладами к ослепительно-синему небу. Оглушенный всем этим после сумрака мастерской, старик залюбовался окружающим великолепием. Немного отступили гнетущие раздумья об объявлении, больном внуке. Лишь терпкий аромат молодого жусана и цветов вливался в грудь. Послышались легкие шаги за спиной. Это внучка Назгуль тихо приникла к боку деда и зачарованно глядела на степь. Ее тихое и деликатное вторжение растрогало старика, он привычным жестом положил ей на голову жилистую руку и они долго стояли, потеряв чувство времени, в объятиях весенней степи. Как вольготно дышалось, но пора было идти, и девочка повела умиротворенного дедушку пить чай.

Центр двора рассекала большая клумба в форме полумесяца. Здесь тоже царили степные тюльпаны, это Назгуль еще ранней весной заботливо пересадила луковицы цветов поближе к жилью. Золотые и рубиновые цветы, будто ворвавшаяся стайка ребятишек, шаловливо покачивались за металлической оградой. Старик улыбнулся, вспомнив долгие зимние вечера. За окнами мастерской трещал мороз, в очаге пылал огонь, а Назгуль сидела за огромным дубовым столом. Она рисовала витиеватый узор ограды, чтобы потом Байгожа высек его на серебристом металле. Теперь ограда обрамляла цветочный островок - любимое место Назгуль. Каждый вечер внучка сидела посреди тюльпанов на маленьком коврике, играя с сувенирами деда, а Байгожа тихонько наблюдал за королевой цветочного царства.

В саду на тапшане заботливая внучка уже накрыла дастархан. Здесь полулежал больной внук старика - Аслан. Покашливая, юноша увлеченно читал потрепанный автомобильный журнал.

- Как себя чувствуешь, Аслан? - негромко спросил старик.

- Хорошо, ата. Сегодня уже лучше. - юноша улыбнулся и отложил в сторону журнал.

На глаза старика навернулись слезы. Он видел, что внуку не полегчало. Вновь нахлынули тяжкие мысли об объявлении. Незаметно смахнув слезы, старик принял из крошечных рук Назгуль пиалу с горячим чаем. Обедали, как обычно в полном молчании. Старик и внуки отлично понимали друг друга без лишних слов. Им было уютно и достаточно песен, что доносились со стороны клумбы. Тонкий голосок звонко пел о безбрежных степях, озерах и снежных горах…

Байгожа оглядел внуков-сирот, клумбу и приоткрытую дверь мастерской. «Вот и все мое богатство» - подумал он. Деньги были необходимы. Страшный диагноз - рак, поставленный врачами Аслану, вот уже месяц терзал мастера. Оставался единственный выход — продать изделия. Чуткие Аслан и Назгуль насторожились и вопросительно поглядели на дедушку. Байгожа извлек из кармана шапана газету и протянул ее внуку. Бегло прочитав объявление, Аслан нахмурился и покачал головой.

- Нет, ата. Даже не думай продавать сувениры! Если продашь, я не лягу в больницу. - Юноша решительно отбросил газету.

- Пойми, Асланжан, иной возможности сделать тебе операцию у нас нет. Время не ждет… - уже в который раз произнес старик.

- Нет! Не будем больше об этом говорить…- на красивом лице Аслана появилось упрямое выражение.

Назгуль, по обыкновению, молча слушала.

Извиняясь за свою резкость, Аслан пояснил:

- Ата, эти поделки - наше единственное богатство. Я поправлюсь... Буду помогать тебе и Назгуль. А продавать ничего не будем. Вспомни завещание прабабушки...

При этих словах Байгожа отчетливо вспомнил светлый лик своей матери с удивительно лучистыми глазами. Редкая красавица, она была единственной в их роду женщиной-мастером. Своими крупными, белыми руками она изготавливала дивные сувениры. Сувениры и украшения матери отличались дивным изяществом и даже превосходили изделия Байгожи. Под звуки песни из клумбы в памяти Байгожи прозвучал голос матери: «Если хоть одно из изделий нашей династии будет продано за деньги, мы потеряем дар бесследно…».

«Все так!» - подумал Байгожа. - «Но я не могу поступить иначе. Если я не добуду денег, то лишусь внука… Болезнь уже отняла у меня сына с невесткой, я не хочу потерять еще и внука!» - горечь пережитых утрат заставила его содрогнуться. Он неловким движением руки опрокинул пиалу с чаем. Красная, как кровь, жидкость мгновенно впиталась в белоснежную скатерть.

- Экий ты неосторожный, Баеке! - сиплый голос внезапно прорезал тишину двора.

У тапшана стоял сосед Сираж. Бесцеремонное вторжение было привычным для этого обрюзгшего, отчего-то вечно неряшливого старика. Входить без приглашения в дом и нагло вести себя он себе позволял на правах самого зажиточного человека в ауле. На его бритом, всегда лоснящемся, лице блуждала самодовольная улыбка. А хитрые глазки-щелки зорко подмечали все. В ауле Сиража никто не любил, он слыл человеком жадным и подлым. Сираж смертельно ненавидел Байгожу за гордый, независимый нрав и страшно завидовал. Байгожа знал это, но прощал соседу мелкие пакости и сплетни. «Все мы дети Аллаха» - отвечал мастер, когда аульчане предупреждали и говорили о злонравии Сиража. Байгожа видел, с каким алчным вожделением глядит сосед на сувениры. Часто Сираж досаждал мастеру своими разглагольствованиями о высокой ценности сувениров и предлагал свое посредничество, но неизменно натыкался на молчаливый отказ. Вот и теперь он нагло, без приглашения, уселся за стол и протянул свою газету с тем же объявлением

- Читал? - без обиняков осведомился он.

- Да. - коротко ответил мастер.

- Ну и как? - лицо Сиража побагровело при виде непроницаемого лица Байгожи.

- Мы не станем продавать изделия. - вмешался тут Аслан.

Сираж искоса посмотрел на юношу, затем снова уставился на Байгожу.

- Баеке, неужели не понимаешь, это большие деньги! Я знаю, кто покупатель. Это богатый иностранец, он только месяц назад остановился в гостинице, в Атырау и скупает все, что попадется под руку. Мой сын – Ахмет вчера по телефону с ним говорил. Этот иностранец сказал, что ищет что-то необычное, непохожее на обычные сувениры. Деньги готов заплатить немалые! А ты ерепенишься!..

- Тебе-то что до этого? – бесстрастно спросил Байгожа.

- А-а-а!.. - тут голос Сиража стал тоньше. Это было верным признаком того, что жадюга-сосед почуял верную выгоду, - Я буду посредником, помогу тебе сторговаться и подороже продать каждую статуэтку, каждую домбыру. А взамен, я, естественно, возьму комиссионные… И деньгами, и… - тут он замялся, но продолжил, - Изделиями. Ну же, решайся!

С кривой ухмылкой Сираж отметил, как сник горделиво-статный Байгожа. Мастер с тоской посмотрел на приоткрытую дверь мастерской и, нестерпимо остро, захотел продолжить работу над незаконченным кувшином-тюльпаном. Но надо было решаться. Отказ от сделки означал смертный приговор внуку, а согласие на продажу - означало полную утрату радости Творить. После сделки не будет больше упоительных часов работы с камнем, глиной и кожей. Появятся деньги, но не будет больше рождения чуда, сбудутся слова матери... Резко выпрямившись, мастер глухо сказал:

- Хорошо, я согласен. - ответил Байгожа оторопевшему Сиражу.

- Да-да, конечно, - торопливо и мелко затряс головой Сираж и тоненько пропел. – Ай да молодец, Баеке, решился… Конечно, надо продавать, ежели внук вот-вот помрет… - тут он осекся, вскочил и грузно поспешил к воротам. На ходу сосед крикнул:

- Сейчас же поеду и привезу… Часа через два ждите...

Торопливые шаги Сиража стихли за воротами. Аслан, хотел было что-то сказать, но Байгожа решительно направился в мастерскую. В голове бушевали голоса матери, Сиража, внука. Мастерская встретила его ароматами древесины и глины. В сумраке белел незаконченный кувшин. «Через два часа всего этого не будет», - думал мастер, он внимательно оглядел руки и готовые изделия. Ему стало горько от осознания предстоящей утраты, от того, что уникальный Дар его клана исчезнет, как дым. Но спасительным маяком мелькнула мысль: «Даже если даже сгинет Дар клана мастеров, мой внук будет жить. А ради жизни близких можно пожертвовать всем». Он привычно взял кисть и легко обмакнул ее в краску. И вот уже в сумраке мастерской заблестели лепестки кувшина-тюльпана, заиграли светом и тенью бархатистые лепестки…

Часы летели незаметно. Мастер был охвачен радостью творчества, не чувствовал счастливой улыбки на своих губах. Не заметил, как подошла Назгуль и наблюдала за работой деда. Не увидел сгустившихся туч в полуденном небе. Не услышал шороха шин иномарки у дома. Бутон вазы был почти закончен, но тут голос Сиража разорвал тишину:

- Баеке, принимай посетителей! Вот этот господин пришел оценить и купить товар. - При этих словах Сираж подобострастно поглядывал на приземистого, черного, как жук, иностранца. Узкие щелки-глаза покупателя презрительно оглядели мастера и самого Сиража. Последнего это нисколько не смущало, ради денег сосед был готов на любые унижения. Байгожа молчал, это смутило покупателя, он в замешательстве посмотрел на Сиража и с мягким акцентом произнес:

- Пусть показять мне тавал, я дать цена и купить…

Сираж повел гостя вдоль длинных полок матерской. Он по-хозяйски брал сувениры и угодливо подносил их к носу торгаша. При этом Сираж подхалимски хихикал и заглядывал в глаза покупателю. Но тот был неприятно поражен бесстрастным поведением Байгожи. Иностранец не спешил восторгаться, хотя в глубине его узких глаз читалось изумление, когда он прикасался к тонко инкрустированным рукояткам и ножнам кинжалов. Или когда рассматривал искусно раскрашенные сосуды. Вскоре, кинув в сторону мастера быстрый взгляд, покупатель сказал:

- Весь осень плостой, я дать немного. У меня много такой плостой весь…

- Э-э-э, нет… - в ответ на это Сираж хитро ощерился и глянул в сторону угрюмого Байгожи. Теряя терпение, сосед вскричал. - Это не обычные вещи! Ну-ка, Назгуль, иди-ка сюда! Назгуль!..

Легкими шагами вошла девочка и вопросительно посмотрела на деда и гостей.

- Иди сюда, дитя! - сосед вкрадчиво поманил ребенка. - Иди, покажи гостю изделия. Если сувениры понравятся покупателю, то Аслан будет спасен!

Девочка пытливо глядела на деда. Байгожа кивнул ей, не в силах поднять тяжелые веки. И Назгуль со вздохом сняла с полки двух архаров тау-теке. Опустив фигурки на приземистый круглый столик, посреди мастерской, она поднесла к губам саз-сырнай. Мастерская наполнилась легкой, как степной ветер, мелодией глиняной флейты. Музыка наливалась силой, звуки ветра в ней переродились в бурю посреди кряжистых утесов и разлапистых сосен… И тут от статуэток внезапно полился мягкий свет. Миг! И архары неудержимо понеслись навстречу друг другу и сплели серебристые, изогнутые рога в жестокой схватке. Все резче становилась мелодия и все жестче становился бой. Звуки ударов, скрежет и стук копыт, рев горных водопадов исходили уже не из инструмента, а от маленькой миниатюрной сцены на столе. Сцепившихся архаров окружила радужная дымка горных водопадов, мерцали снежные вершины гор, парящие в вышине орлы, темные пирамиды елей. Назгуль, не прекращая играть, сняла с полки кожаный торсык. Пьянящий аромат конского молока наполнил мастерскую. Аромат щекотал ноздри, наполнял рот вязкой слюной, пьянил дыханием жусана, солнца и цветущей степи. Наполнились душистым, пенным напитком расставленные резные пиалы. И вот уже гости жадно подносят чаши к губам… Но что это? Белого, словно девственный снег, напитка как не бывало… И лишь на губах остался дразнящий привкус степной полыни и ветра.

Девочка продолжала играть. Она обернулась в сторону охотника-беркутчи из белоснежного агата. На рукавице всадника ожил и заерзал беркут и издал резкий крик, на мгновение заглушив мелодию саз-сырная. Птица стремительно взмыла, описала под потолком большой круг, и камнем упала на янтарную лису, которая вдруг пустилась бежать, петляя по золотой осенней долине из циркона на резной доске.

Продолжение читайте в альманахе.