МЕРУЕРТ ТАИР  ОБЕТ

Сюжет. Мужчина выполняет некий «обет» в попытках вернуть любимую.

Логлайн. Мужчина переживает потрясение после расставания. Находит в интернете «рецепт» того, как можно вернуть любимую, но в ходе выполнения «обета» находит в себе силы её отпустить.

Уехала.

Выжгла медью пятно на сердце и уехала. Гроздьями падал снег и сменялась власть. Кто-то облизывал рассуждения о транзитном периоде, а город содрогался от фантомных афтершоков, не связанных с недрами. Страх за будущее страны превращался в тупую боль на фоне ножевого сердечного. Хотелось смахнуть тонкую паутинку вокруг головы, собрать её всю и вынырнуть хотя бы на минуту. Минуты жизни «как прежде» вполне могло бы хватить, чтобы привести в порядок дела. Сиротливо гаснущий вокруг мир имеет свойство иногда возвращать людей себе. С кухни салютует чайник в пятнах, ухающие пылью углы будто собирают тайные мессы, прячась от света. Кто-то звонил дважды на Скайп, девяносто девять писем на почте зазывают жирным синим шрифтом.

Уехала.

Кажется, что должно было стать проще. Но что-то обухом ударяет, снова и снова отправляя в прошлое. Едва «звёздочки» перестают кружится, словно в старых американских мультиках, как что-то, будто ревнуя к сегодняшнему дню, снова до беспамятства погружает в былое. Очевидно, что кто-то его заштопал. Выудил всё уродство и оставил лишь нежное дыхание и запах зелёного чая, исходящего от шеи. Зашил и пообещал снять швы через две недели, или через сколько там обычно обещают?

Дурацкие блоги. Что значит отпустить и забыть?

О! Обет! Вот это, кажется, подходит.

Курсор скользит вдоль задания: дать и выполнить обет для исполнения желания.

«Он должен быть символичным для вас обоих».

Символичным казалось все: от обоев, к которым прикасались волны её волос, до потрёпанного билета в кино, оставленного на память. Чай, флэтуайт, горы, Амстердам... Будто весь мир стал одним большим напоминанием.

Любимая улица? Однозначно Панфилова.

Любимая песня? Roxette «Listen to your heart».

Что делать со всем этим?

Успеть пройти по Новому Арбату, пока звучит Roxette.

Глупости какие.

Или нет.

Если не забывать её, она тоже будет помнить. Можно отмерять шагами фигурные камни и в голове тибетской чашей прозванивать любимое имя.

Каждый день, наступая на землю, каблуком твёрдо прогонять слабость в мышцах и выплёвывать сомнения из головы.

Первый день показался воодушевляющим и полным радужных единорогов, желающих помочь в нелёгком деле. Часть единорогов сопровождало дней десять. Через две недели их белые копыта, покрытые частичками смоляного асфальта, отбивали такт самого медленного вальса. Гриву пришлось завязать в пучок, как неряшливая хозяйка, неуспевающая убаюкать ребенка и приготовить сносный ужин.

Через месяц единорогов не стало.

Остаётся плестись по улице, грубо выкуривая её сигареты: трек подходил к концу.

Не бежать же теперь.

Или бежать.

Чей-то парфюм предательски загребая разум, закидывает мысли в какой-то из дней. Не имеет значения в какой. Кажется, они все были прекрасны. Прекрасно раскроены, перешиты. Где же плохое, что обхватывало грудь и сажало на пол у дверей, у холодильника, у подъезда, на случайную скамейку? После которого небо падало в желудок и становилось темно, как в самых ужасных постап фильмах? Кто-то вырвал это, как неугодные страницы из классного журнала с двойками.

Добежал. На сегодня.

Завтра пытка продолжится.

Или нет.

Единорогов в обойме не осталось. Только жалость к себе накидывает кардиган на плечи и суёт пятьсот тенге на мороженое. Надо же как-то поднять настроение. Невероятно безвкусное, оно капает на красивую плитку Нового Арбата и делает липкими руки.

Вспомнилось глупое предложение секса с шоколадом на ней, от которого она была в ужасе.

Глупое.

Или же нет.

Вечер. Кажется, для уличных фонарей используют светодиоды, их хватает на огромное количество часов. Мозг не может справиться с пониманием того, что лампочки пережили их отношения. Наверно, они и светили в те ночи и продолжают это делать. Можно было бы их все перебить рогаткой, чтобы не раздражали – скажем так, убить свидетелей. Так делали ханы степей по отношению к тем, кто видел их позор. Но нет, в обет не входит вандализм.

Через два месяца появился тонус в бедренных суставах и не осталось одышки.

Маленькие преимущества перед большими переменами.

Или нет.

Для перемен слишком рано. Стоит ли вообще о них говорить? Дети тоже долго молчат после рождения. Они, наверно, не уверены, стоит ли доверять тайны вселенной, в которые их посвятили.

Не рассказывать об обете из-за сглаза? Нет, не это. Их история и так похожа на один большой сглаз. Поэтому его бояться нечего. Лучше молчать о затяжном прыжке, тем более, когда выполняешь его один. Не отвечать, если кто-то окликнет, – иначе можно упасть. Мёртвый акробат цирку денег не приносит.

Что-то шумит в правом ухе наушника. Через минуту оно вещает тишину.

Ладно, можно слушать левым.

Какая разница.

Или нет.

Отсутствие басов делает в некоторой тепени хромым на правую ногу. Впрочем, разрывы создают тот же эффект. Пора привыкать хромать. Добровольно отдавая часть души, никто не думает, как потом жить без неё. Придётся принимать мир без этих самых басов, когда нормальная рок-песня гремит, как попса.

Последний день обета. Сто восемь раз протоптанная улица даже не знает, в каком таинстве она поучаствовала. Открытые двери станции метро гордо впускают и выпускают людей, создавая жизнь и ритм города. Клубками катятся по небу облака, разрываемые ветром тут и там. Как рыцарь, посвящённый в Орден Одиночества, можно подолгу сидеть в кофейне и не заниматься ничем, важнее, чем следить за каплями на стекле. Можно держать холодильник абсолютно пустым неделями и готовить еду только к приходу друзей. Они должны думать, что всё обошлось.

Кто-то стучится. В виртуальную форточку Фейсбука. Не она. Конечно, не она. Не дай бог она. Лишь бы не она.

Снова первое свидание. Но не с ней.

Обет сработал.

Или нет.