НАДЕЖДА РЯБОВА

СО СКАЛКОЙ В ТАПОЧКАХ НА БОСУ НОГУ

Помню проснулась от жажды. Прошла в кухню, включила свет, вытащила с холодильника бутылку минеральной воды, налила в стакан и залпом выпила. Затем взгляд мой устремился в окно. Темно. Только ветер стучит по жести подоконника веткой растущего под окном дерева, да едва заметна наша машина.

Все окна двухкомнатной квартиры, куда мы с семьёй недавно вселились, выходят во двор. Здесь, во дворе, мы на свой страх и риск оставляем авто. И хотя в нашем районе последнее время частенько орудуют автомобильные воришки, это нас не останавливает. Ставить машину далеко от дома хлопотно. На стоянке рядом все места давно выкуплены.

Смотрю во двор и замечаю возле машины какую-то тень. Недолго думая хватаю первое что попало под руку, а это деревянная длинная скалка для раскатки теста, затем накидываю на плечи летнюю курточку, что висит в прихожей с самого края, открываю входную дверь и на всех парах несусь вниз по лестнице. Третий час ночи. Я, уже не молодая, корпулентная женщина в курточке, ночной рубашке до полу, тапочках на босу ногу, со скалкой в руке, выскакиваю из распахнутой железной двери подъезда.

«Зима же, а двери настежь», – думаю я. Дверь закрываю, а она, эта дверь, с шумом захлопывается. Я вздрагиваю, но продолжаю идти к машине.

Убедившись, что с ней всё в порядке, возвращаюсь к двери, но открыть её не получается. Снова и снова набираю на кодовом замке номер квартиры. Однако домочадцы спят, звонка не слышат. Будить соседей не решаюсь.

Видно, от холода прихожу в себя. Мне страшно. На дворе мороз. Ноги и руки зябнут. Ветер треплет мои волосы, задувает колючий снег за шиворот. Летняя курточка совершенно не греет. (И почему её не убрали с другими летними вещами). Ночная рубашка, хоть и до полу, тоже не спасает. Через некоторое время мне уже кажется, что у меня замёрзли не только руки, ноги и тело, но и где-то глубоко внутри во мне всё вымерзло.

Не выпуская скалку из рук, я, как Лукашин в фильме «С лёгким паром», подпрыгиваю, высоко поднимая ноги, чтобы согреться и повторяю себе: «Надо меньше пить, надо меньше пить!» Примерно через полчаса погода меняется. Снег валит большими хлопьями. Ветер затихает. Мороз спадает. От сырого снега ещё хуже, ещё холоднее.

Мне жутко одной. Верчу головой по сторонам и прислушиваюсь к каждому шороху. Воображение рисует страшные картины.

«Как же хочется сейчас в свою тёплую постель и укрыться бы потеплее, и выпить горячего чая с лимоном», - мечтаю я.

Смотрю на окно своей квартиры. Молю Бога, чтобы хоть кто-то из домашних проснулся. И Бог услышал мои молитвы. В зале загорается свет, и через несколько минут дочь выходит на балкон. Смотрит вниз, видит меня и кричит мне:

– Мама, ты что там делаешь?

– Открой скорее! – умоляю я.

Наконец дверь в подъезд открывается. Я спасена! Едва сгибающимися ногами тащусь вверх по лестнице. На встречу уже бежит дочь. В руках у неё тёплый плед. Моя девочка накидывает плед мне на плечи. Дома я переодеваюсь в тёплую пижаму, услышав шум в зале, просыпается зять. Дочь с зятем растирают мои замёршие ноги и руки.

– Чего вас на улицу-то понесло? Ну увидели возле машины кого-то. Разбудили бы меня, – говорит зять.

– Ну правда, мама, зачем ты во двор выскочила? – вторит ему дочь.

Что я могу им ответить, ведь я и сама не знаю, почему я так поступила. Захмелевшая от тепла, горячего чая с малиной и рюмки коньяка, я только улыбаюсь в ответ.

Надолго мне запомнится эта ночь под Рождество.

ЗАКАДЫЧНЫЕ ДРУЗЬЯ

Воскресным днём я вышла погулять с младшим внуком. Он заснул в коляске. Я же села на скамейку, что возле дома.

Было тихо. Несмотря на позднюю осень, почти по-весеннему пригревало солнышко. Дул лёгкий тёплый ветерок.

Свежий воздух пах талым снегом.

Внук смешно причмокивал и улыбался во сне. Глядя на него, улыбалась и я.

Нашу идиллию нарушили соседские мальчишки-первоклашки. Задиристый, маленького роста рыжий Толик и «спокойный на голову», белобрысый Серёга. Я невольно стала свидетелем их разговора.

– Серый, привет!

– Пливет, Толян!

– Ты чё на улицу утром не выходил? Я кричал тебя, кричал.

– Мы в целковь ездили. Меня сегодня клестили. И у меня тепель две мамы.

– Ах ты врун. Не бывает двух мам.

– А вот и бывает.

– Враки всё. У меня же одна.

– А вот и не влаки. Плавда.

– Во дурак ты, Серёжка. Мама всегда одна.

– Сам ты дулак. У тебя одна, у меня две.

– Будешь врать – в лоб дам.

– Только поплобуй.

– Скажи, что соврал.

– Нет, не скажу.

– А папка говорит, что врать нехорошо.

– А я и не влу.

– А чем докажешь?

– Я тебе её покажу.

– Кого покажешь?

– Свою втолую маму. Она в магазин пошла. Сколо велнётся.

- Ха, ха. Спорим, нет у тебя никакой второй мамы.

- Сполим, что есть.

- А на что?

- На твой пелочинный складной ножичек.

- На ножичек жалко. Давай на что-нибудь

другое.

- Нет, давай на ножичек.

- Ладно, давай. Всё равно я выиграю. Мамки две не бывает.

- Бывает. Вон она, моя втолая мама идёт.

- Так это не твоя, а Катькина мамка.

- И моя тоже.

- Во даёт. Совсем заврался. Я вот у неё сейчас сам спрошу.

- Толик подошёл к тётке Зинаиде.

- Тёть Зин, здравствуйте. А Серый говорит, что вы его вторая мама. Разве такое бывает?

- Здравствуйте, ребята. Бывает, Толик, бывает. Я Серёжина крёстная, а значит, вторая мама.

Толик несколько минут стоял и удивлённый смотрел на тётю Зину. А Зинаида, поприветствовав, присела ко мне на скамейку.

- Чё, съел? Гони свой пелочинный ножичек, - услышали мы.

- Ладно, бери.

- Толь, а мы же длузья?

- Друзья.

- Тогда делжи мой фонарик.

- Ну, давай.

Толик отдал Серёжке маленький жёлтого цвета фонарик. Ребята довольные промчались мимо нас.