АЛЁНА ТИМОФЕЕВА

МАКАРЫЧ

Анатолий Макарович, в миру просто Макарыч, по обыкновению проснулся рано. Глянул на календарь – 31 с красной подписью «декабрь».

Макарыч неохотно вылез из-под одеяла, сунул ноги в тапки и неспешно побрёл на кухню. На столе в гостиной сиротливо ютилась ёлочка со стеклянной звездой на макушке – эту игрушку Людочка купила на первый совместный Новый год.

Вот она, почти как новая блестит, не считая пары царапин. Единственная осталась из игрушек, что при переезде не поколотили. Люда бы расстроилась.

Макарыч вздохнул и высунулся в окно. Вчерашний снег холодной крупой осыпался с деревьев. Люди, по размеру немногим превосходившие муравьёв, бегали с коробками в руках, суетились. Ну да, Новый год, праздник.

Только для Макарыча это был очередной день в году, ничем не примечательный, за исключением череды звонков с поздравлениями от старых друзей. Давно прошло то время, когда он с благоговением ждал волшебной ночи, а потом с азартом выпивал шампанское с пеплом желания.

Сейчас скромное убранство квартиры состояло из настольной ёлки и пары бумажных гирлянд, а новогоднее настроение осталось на выцветших фотографиях в альбоме.

Макарыч почесал в затылке и открыл холодильник. Новый год вроде, а какой же Новый год без оливье? Навскидку всё есть: морковка, яйца, майонез... и картошка, сплошь покрытая желтоватыми наростами. Тьфу ты! Теперь ещё в магазин по морозу идти.

Попадавшиеся на пути люди сверкали довольными улыбками. Макарыч провожал их тоскливым взглядом – на похолодание опять заныло колено, да и радоваться особо нечему.

Он ковылял по скрипящему снегу, глядел по сторонам, пока внутри неприятно саднило. Добрёл до магазина, купил картошки и уже собирался уходить, как краем глаза приметил яркое пятно в витрине.

За стеклом поблёскивала коробка, а в ней – железная дорога. Да какая – на сверкающих рельсах целый состав, в вагонах люди почти как живые. Вот внучёк-то обрадуется! Он ведь такой смышлёный – ещё пяти нет, а уже книжки вовсю читает!

А когда помладше был, – только лепетать начал, – услышал, как к деду по отчеству обращаются, так и стал повторять: «Макалыч». Потешный такой, Никитка, рыжий в отца...

Макарыч вдруг посерел и поспешно направился к двери. Внук с родителями сейчас наверняка гулял где-нибудь вдоль Охотного ряда или по Красной площади. Дочка замуж выскочила по большой любви, и вроде жили как люди.

А потом мужу прислали предложение из Москвы. Макарыча спрашивать, конечно, никто не собирался.

Как уехали год назад, так совсем старика забыли. Звонят, конечно, но разве этого достаточно? «Понимаешь, пап, у Лёшика ну никак не получается...»

Ветер холодными пальцами забирался под одежду и хватал за щёки. Макарыч прихрамывая брёл по заснеженному тротуару. Посматривал на толпу за стёклами бутиков и недовольно кряхтел.

Кончится рабочий день, все пойдут наряжаться, поедут в гости. А он приковыляет домой, нарежет злосчастный оливье, посмотрит в тысячный раз «Иронию судьбы» и ляжет спать, не дождавшись двенадцати.

Потом проснётся от грохота петард, поворчит и задёрнет шторы. А то и всплакнёт украдкой, чтобы никто, кроме нарисованной Людочки в рамке, не видел. А с утра встанет и как ни в чём не бывало начнёт очередной, мало отличающийся от предыдущих, год.

Кнопка лифта, любовно украшенная блестками кем-то из соседей, пискнула под морщинистым пальцем. Макарыч поднялся на родной восьмой этаж и замер.

К двери вела цепочка мокрых, грязных следов. Макарыч неуверенно нажал на ручку двери, и та со скрипом отворилась. Сердце гулко ухнуло вниз. Что ж за люди такие – в праздник вламываться? Да и что у него, старого, окромя телевизора да заначки на чёрный день, брать?

Он осторожно протиснулся в квартиру. Из кухни доносился шум. Макарыч осторожно пошёл на звук. За испугом не заметил он ни пакетов в прихожей, ни чужой обуви. Только почувствовал, как летят из рук авоськи и бегут по губам горячие слёзы, когда Никитка с визгом повис у него на ноге:

– Макалыч, мы тебе подалки из Москвы пливезли!

Макарыч шмыгнул носом, вдыхая аромат мандаринов и шоколадных конфет вперемешку с дочкиными духами. Подставил мокрое лицо под череду поцелуев и долго не мог произнести ни слова.

А потом усадил Никитку перед старым шипящим телевизором и побежал, забыв про колено. Нужно было успеть за железной дорогой, пока мультфильм не закончился.