К  100-ЛЕТИЮ  РУФИ ТАМАРИНОЙ

Руфь Мееровна Тамарина

21.07. 1921 -  11.06.2005

Воспоминания о Руфи

В конце 1978 года я оказался на республиканском семинаре-совещании молодых писателей в Алма-Ате. Такие семинары стали проводиться после известного Постановления ЦК КПСС «О работе с творческой молодежью», что несколько оживило культурную и литературную жизнь. Руководили семинарами зав. отделом поэзии журнала «Простор» поэт В. Антонов, профессор А.Л. Жовтис, принимали участие в обсуждении произведений молодых поэтов опытные и известные писатели А. Лемберг, Р.М. Тамарина, Юрий Герт (семинар прозаиков). Молодых сочинителей собралось со всей республики много, из всех областей, всех национальностей: казахи,

русские, украинцы, уйгуры, немцы, татары, корейцы, у каждого свой семинар, почти все комнаты Правления Союза писателей Казахстана были заняты ими, читались стихи, обсуждалась проза. Тогда я впервые познакомился с Т. Фроловской, А. Еженовой, Н. Черновой,

у которых уже были первые книжки стихов. Запечатлелась в памяти Т.Фроловская, сосборником стихов в руках, который назывался

«Дни календаря». На голове у нее была черная фетровая шляпа, а сама она крупная, высокая, молодая.

Семинар шел несколько дней. Поэтов было много, всех обсудить не успели, мы ознакомились лишь со стихами некоторых, в основном, стихи их были раскритикованы. На семинаре шумно вел себя Г. Григориади, руководитель литературного объединения г. Темиртау, он защищал своих поэтов, в частности, помню обсуждение стихов В. Манина.

В общем, мне обсуждения не досталось, но В. Антонов включил меня в список выступающих на вечере поэзии, который должен был состояться после окончания семинара-совещания.

Так вот, на вечере поэзии, дождавшись своей очереди, я прочел два стихотворения, больше было нельзя, и совершенно удрученный кое-как дождался его окончания. После окончания вечера, уже в холле, у раздевалки, ко мне вдруг подошла Руфь Мееровна Тамарина и сказала: «Орынбай, если ваши другие стихи такие же хорошие, как те, которые вы прочли, то с вами можно работать…» Я, удивленный и обрадованный тем, что она на слух определила качество моих стихотворений, и даже оценила их, ответил: «Конечно же такие же хорошие!.. Не сомневайтесь!..» Так началась наши знакомство и дружба, ее шефство надо мной, молодым поэтом, которое продлилось несколько десятилетий… Не помню деталей, но я, кажется, оставил у нее рукопись своих стихов. И оказалось, что рукопись эта в 1978 году попала в издательство «Жалын», которое включило ее в тематический план на 1982 год. Представляете, на четыре года вперед! И эти годы надо было прожить, точнее, выжить и добраться до заветного 1982 года…

На следующий год Руфь Мееровна написала положительную рецензию на эту рукопись, которая стала называться сборником стихов «Ночной поезд». В книжке была небольшая поэма о поезде, который проезжал каждый день мимо нашего села Красный Яр, от города Кокчетава до города Кустаная. И звук проходящего поезда я слышал чаще всего ночью, когда не спал, читал или писал. Писал я тогда каждый день по несколько стихотворений, многие из которых тут же сжигал, благо в доме была печка…

Руфь Мееровна Тамарина была сосланная в конце сороковых годов в Казахстан московская поэтесса, соратница П. Когана, М. Кульчицкого, тех московских молодых довоенных поэтов, которых объединяла знаменитая романтическая песня «Бригантина»:

«Надоело говорить и спорить,

И любить усталые глаза,

В Флибустьерском дальнем синем море

Бригантина поднимает паруса…»

Так кажется… Про себя Руфь Мееровна                                   говорила, что она «…Юнга с Бригатины…» Признавая безусловный авторитет и старшинство П. Когана и М. Кульчицкого. Училась она в вечернем литературном институте, ее семинаром руководил классик советской литературы Илья Сельвинский. Другим ее учителем был Владимир Луговской. Она участвовала в Великой Отечественной войне, была в московском ополчении медсестрой, участница обороны Москвы в 1941 году.

Так вот, я стал по два-три раза приезжать из Кокшетавской области в Алма-Ату (будущий Алматы), привозить Руфь Мееровне свои стихи, которые она беспощадно перечеркивала, правила, наставляла-учила, пока окончательно не сформировалась первая моя книжка, уже имеющая название «Ночной поезд».

За этот период ожидания в четыре года я познакомился и подружился со своими коллегами поэтами и прозаиками Бахытом Каирбековым, Кайратом Бакбергеновым, Бахытжаном Канапьяновым, Ерланом Сатыбалдиевым, Александром Шмидтом, Вячеславом Киктенко, Анатолием Загородним, Лидией Степановой, Любовь Шашковой, Надеждой Черновой, Инной Потахиной, Валерием Михайловым и многими другими, с которыми и прошло мое литературное становление, так я сформировался как литератор.

В 1979 году я женился во второй раз, и Руфь Мееровна прислала на нашу с Гульшекер свадьбу поздравительную телеграмму в стихах:

«Поздравляю вас со свадьбой!

И желаю, чтобы вы

Многодетными были как бы…

Много счастья вам и любви. Тчк.»

С чувством юмора, слава богу, у Руфь Меееровны все было в порядке… Вот уже сорок два года мы живем с Гульшекер Бактыбаевной, и счастливы, и любви хватает.

Руфь Мееровна говорила: «В письме (в смысле работы над стихами) надо ориентироваться на профессионалов (то есть, на профессиональных поэтов). Только они могут дать верную оценку тому, что вы написали… Только они… К другим не надо рислушиваться, и даже не надо на оценки других обращать внимание…» Это весьма похоже на то, как шахматисты оценивают свою силу игры: «Только сильный шахматист знает, насколько плохо он играет!»

Кстати, о шахматах, всегда помогавших мне в трудные минуты. Поскольку ждать четыре года выхода книги в свет было мучительно больно, чтобы не спиться и не сойти с ума, я стал играть в шахматы всерьёз, выиграл в Кокшетау несколько любительских турниров, потом оказался участником областного турнира общества «Спартак», в общем, втянулся… Я занимался шахматами так упорно, что к тому же 1982 году оказался участником областных финалов, уже обыгрывал перворазрядников и кандидатов в мастера. Нужно доиграться до того, что помнишь все партии наизусть, то есть, идешь по улице, а у тебя в голове очередная шахматная партия, которую ты спокойно анализируешь, считаешь варианты, ищешь лучший ход. И тогда появляются, откуда не возьмись, стихи или отрывки прозы, которые надо немедленно записать на бумагу. Чаще всего это происходит в середине турнира, и тогда уходишь в поэзию или прозу, и конец итогам турнира. Из-за массы обрушившихся на тебя стихов, не до шахмат, турнир ты всего лишь доигрываешь. В общем, не стал я профессиональным шахматистом, но стал литератором. Хотя в шахматы я играю до сих пор…

Руфь Мееровна и ее муж Михаил Гаврилович были для меня святыми людьми. Таких бескорыстных, бесконечно добрых и честных людей в наши дни уже не бывает… Очерствели люди совсем. А в те годы, приехав в Алма-Ату, у них можно было останавливаться на несколько дней, жить, как у себя дома. Я тогда курил, курила и Руфь Мееровна и Михаил Гаврилович, и мы по утрам курили у них на кухне после завтрака, заодно обсуждая наши литературные дела… Она любила, чтобы у обложек ее книг был зеленый цвет. И назвала она одну из своих лучших книг «Жизнь обычная»…

С этой книгой у меня была такая история. Однажды весной 1982 года, уже вечером, я получил почтовое извещение, что из Алма-Аты мне пришла посылка… Я подумал, что это издательство прислало мне экземпляры моей долгожданной книжки, и поскольку заведующая районной почтой была женой моего друга, я пошел к ним домой и уговорил друга и его жену открыть уже закрытую на ночь районную почту, чтобы получить эту самую посылку. Ждать до утра я больше не мог, такое страшное было мое нетерпение. Мой друг и одноклассник Женя Хисамутдинов и его жена поняли мое состояние, и мы втроем пошли ночью на почту. Открыли здание почты, включили свет, отыскали среди бандеролей и посылок пакет, предназначавшийся для меня… Я тут же его вскрыл, и о разочарование, это оказалась новая книга Руфи Мееровны «Жизнь обычная», увесистый такой томик в зеленой обложке...

Руфь Мееровна и Михаил Гаврилович ни  когда не высказывались по поводу властей, никогда ничего не говорили о существующем строе. Чаще всего мы обсуждали поэзию, много говорили о стихах и песнях Владимира Высоцкого, его ранняя смерть нас всех потрясла… Отсидевшие свои сроки в казахстанских лагерях, они оба смертельно боялись звонков домашнего телефона, на той же кухне говорили шепотом, в телефоне могла быть «прослушка»… Но вскрывать телефон им было нельзя…

Наконец был заключен договор с издательством «Жалын», книжка должна было вот-вот выйти в свет. Получилось так, что моя племянница выходила замуж за парня из Туркестана, и я поехал на их свадьбу, а уже оттуда в Алма-Ату. Поезд пришел ночью, и я без звонка поехал к Руфи Мееровне домой, и буквально в двенадцать ночи стал ломиться к ним в квартиру. На мой стук и звонки в дверь они долго не открывали, я потом понял, что сильно испугались ночного визита… Вообще, они, бедные, много чего боялись… До сих пор, получается, хотя был уже 1982 год…

Наутро я поехал в издательство, и младший редактор извлекла из сейфа десять беленьких книжечек, на обложках которых стояло Орынбай Жанайдаров «Ночной поезд». До сих пор помню то непонятное чувство отчуждения, будто эти книги были не мои… Но реально, на обложке были мои имя и фамилия, и мое же название книги. Вот так, оказалось, что я и радоваться - то не умею. Неделю я с друзьями, имена которых я назвал выше, «обмывали» книжку, отметили это радостное событие. Когда я вернулся домой, меня ждала телеграмма облспоркомитета о том, что я по результатам отборочных турниров включен в состав первенства области по шахматам…После нескольких дней «обмывания» книжки я, разумеется, проиграл этот турнир вдребезги… Я до сих пор не научился правильно совмещать поэзию и шахматы…

В выходе этой моей первой книжки стихов несомненна была роль Руфи Мееровны Тамариной, замечательного человека, очень талантливого поэта.

В эти самые дни ей исполнилось бы сто лет, но люди не живут вечно, и даже до этого пресловутого столетия не доживают. Я всегда буду благодарен ей за то, что она на слух, один раз прослушав, определила, что мои стихи достойны того, чтобы на них обратить внимание. И, наверное, надо было быть высоким профессионалом, настоящим поэтом, чтобы бескорыстно помогать молодым поэтам встать уверенно на ноги, защитить их от нападок тогдашней цензуры, дать дорогу новому поэтическому слову. Не одному мне, а целой плеяде молодых талантов помогла Руфь Мееровна пробиться в литературу. В этом смысле нашей генерации литераторов, пришедших в письменное профессиональное литературное слово в конце семидесятых, начале восьмидесятых годов повезло. Кроме Руфи Мееровны мы всегда чувствовали поддержку и одобрение опытных и доброжелательных В. Антонова, А. Брагина, Л. Кривощекова, А. Лемберга, Н. Ровенского.

Орынбай Жанайдаров