Вступительное слово и перевод
Ауэзхана КОДАРА
Ауэзхан КОДАР
Известный писатель, культуролог, публицист, кандидат философских наук, академик Народной Академии Казахстана «Экология» (2000 г.), член Союза писателей СССР. С 1989 по 1996 гг. - редактор главной редакционной коллегии по художественному переводу и литературным взаимосвязям при Союзе писателей Казахстана. Автор книг «Крылатый Узор» (1991 г.), «Канагат каганаты» (1994 г.), герменевтического сборника «Абай (Ибрагим) Кунанбаев (1996 г.), «Круги забвения» (1998 г.), «Очерки по истории казахской литературы (1999 г), монографии «Степное знание: очерки по культурологии» (2002), книги стихов с параллельным английским текстом «Цветы руин» (2004). Перевел на русский язык поэзию средневековых жырау, произведения Абая Кунанбаева, Магжана Жумабаева, Жуматая Жакипбаева,. Перевел на казахский язык драму Е.Замятина «Атилла», философские работы М. Хайдеггера, Ж. Делеза, и других зарубежных философов.
Редакция альманаха «Литературная Алма-Ата» выражает искреннее соболезнование родным и близким Ауэзхана КОДАРА в связи с его безвременной кончиной.
Печаль Махамбета
Одним из ярчайших представителей жырауской поэзии в первой половине ХІХ века был Махамбет Утемис-улы. Он родился в Приуралье в семье влиятельного родоправителя, приближенного к хану. По архивным данным, он преуспел не только в мусульманском образовании, но, кроме того, говорил и писал на русском.
В 1824 году хан Внутренней Орды Джангир посылает молодого Махамбета в Оренбург в качестве опекуна и наставника своего сына Зулхарнайна. Однако ханское благоволение тянулось недолго и закончилось тем, что будущему поэту пришлось отсидеть какое-то время в Калмыковской крепости.
Когда в 1836 - 1838 гг. в Западном Казахстане вспыхнуло восстание во главе с Исатаем Таймановым, Махамбет стал не только одним из его вождей, но и идейным вдохновителем. Именно в эти годы, служа делу восстания пером и мечом, он сформировался, и как поэт с неукротимым гражданским темпераментом, и как полководец, успешно разгадывающий хитроумные замыслы противника. Достаточно сказать, что даже после гибели Исатая, Махамбет не сложил оружия. Однако все попытки пламенного поэта снова поднять восстание оказались безрезультатными. В конце концов, скрывавшийся в степи Махамбет, по наугению царских сатрапов, был обезглавлен рукой своего близкого родственника. Это произошло 20 октября 1846 года. Похоронен поэт в местечке Карой Махамбетского района Атырауской области.
Поэзия Махамбета - это ренессансный всплеск жырауской традиции, который произошел вопреки изменившимся историческим обстоятельствам. Ведь начало ХІХ века в Казахстане - это разгар российской колонизации, первая попытка повальной русификации, особенно, в среде степной аристократии, все больше отходившей от исконных устоев родного народа.
Поэтому поэзия Махамбета - это отчаянный бунт одиночки против хода времени, колоссальный выброс национального, или, если хотите, «энергии отчаяния», не желающей мириться с потерей среды обитания. Это поразительный случай, когда традиция торжествует только потому, что она - традиция. Поэзия Махамбета замечательна еще и тем, что в эпоху упадка героической эстетики она существует в том виде, в каком она существовала в эпоху ее расцвета. Махамбет удостоверяет всем своим творчеством, что у каждого народа есть свое время и, что оно незакатно.
Не смотри так, султан, с отчужденьем,
Тебя даже конь мой узнал,
Сбавил шаг свой в немом удивленьи.
Расстоянья коню нипочем,
Его только обрыв остановит.
Отшатнется тогда он в испуге,
Остановится в оцепененьи.
Но если коня подковать
Той подковой, что как полумесяц,
То тогда он и Едиль перейдет
По тонкому льду
Ни на сколь не замедлив движенья.
Родовитому сыну достойного предка
Все богатство свое отдай не скупясь,
Отдай и будь в единеньи,
Для тебя не пожалеет в час смертный
Он и жизни своей драгоценной.
II
Из нас кто-то один был от матери старой,
А от другой нас по-двое было.
Но когда скакали на пару,
Мы были друг другу как крылья.
Нас было трое от другой,
Когда втроем скакали мы,
То побеждали бой любой.
От третьей матери нас – пять,
Когда сражались впятером,
Никто не мог, чтоб шли мы вспять.
Нас было от Утемиса – десять,
Когда садились на коней
Тьмой войска грозного неслись
Такой, казалось, что земля
Не выдержит и треснет.
III
Нас Едиль вдохновлял,
А Жайык – окрылял.
И парили мы в небе орлами.
Когда был жив Исатай,
Ради наших семей
Мы сражались махая мечами.
Когда в ударе были мы,
Давя упрямого врага,
Сметали всех, кто на пути.
Когда удача шла сама,
Мы тоже, грозный Байеке,
Не зная горя и беды,
Кочевье первыми вели,
Мы жить без воли не могли.
IV
Мы воевали за Едиль,
Тептер любой из нас любил.
Жайык рождал в нас смертный крик,
Кигаш – пролитой крови блик.
Дрались за равенство и скот,
Без равенства как скот народ.
Белеет ханский вон шатер,
В него мы думали войти.
Людей собрали споро в рать,
Детей простых казахов мы
Хотели с ханом уравнять.
Таким как ты мы рвали пуп,
И вырывали с кровью ребра.
И кинув лошади на круп,
Всласть наслаждались воплем.
V
Когда был жив мой Исатай,
Нарын с ладонь был для меня.
Его объездил вволю я.
Ты, вижу, веришь в клевету,
Не унижай меня виня.
Был топором я,
Что поднят для тяжбы,
Но был не навострен как надо,
Навострят и я стану отрадой.
Не думал свидеться с тобой,
Махамбет. Смута
Махамбеттің Баймағамбет сұлтанға айтқаны
Себе хотел судьбу не ту.
Но бог, увы, меня привел
К тебе, как будто сироту.
VI
Когда желая хану мстить,
Кружил, метаясь, по степи.
Ты, как дракон меня обвил,
За мной повсюду ты следил…
А ведь и я не слаб, но жаль,
Держа на куцем поводке,
Меня без нити привязал.
VII
Едиль-Жайык – красивый край,
Для земледелия хорош.
Он для казахов словно рай.
А я всего лишь – червь земной,
Что без приюта и жилья,
За что преследуешь так зло,
В чем пред тобой виновен я?
VIII
Я – лучший из соколов белых,
Уйду я, если обижусь.
За что меня ненавидишь?
Как уйду я, так уйду,
В горах крутых приют найду.
Не буду просить я огня,
Вражда пусть согреет меня.
Накликал себе ты беду.
Когда время кочевья настанет,
Когда всюду снега порастают,
Как будто овец распугав,
Расправлюсь с твоими родами.
Твой бегущий в истерике люд,
Уравняю со стадом баранов.
Я уйду не просто так,
Найду себе лучшего хана!
Коль меня разозлишь ты вконец,
Не буду я тявкать как шавка.
Я и смерти не побоюсь,
Приду, разорю твою ставку.
IX
С верным садаком через плечо,
Прогонявший врагов горячо,
На буланом рысивший коне,
Я – потомок великих героев,
Не сразившись, не знаю покоя.
Пусть лопнуть готов ты от гнева,
Без страха стою пред тобою.
Пока жив хоть на вздох,
Не позволю в речах себе сбоя.
Эх, вельможа, великий султан,
Я духом своим, что до туч,
Тебя выше, представь себе, втрое.
Я высказать должен тебе,
И я выскажу все, будь спокоен.
Досадуя, неукротим,
Побеждаю любою ценою!
Не склонюсь пред тобой я, «великий»,
Плевать мне, что ты недоволен.
Вельможа знатный, Байеке,
Поймал меня, не упусти.
Если встретишься мне ты еще,
То расстанешься, знай, с головою!
Х
О, султан, что знатных кровей,
Пусть и высок твой белый шатер,
Пусть везде свою власть ты простёр,
Пусть всюду ханом тебя величают,
Не задирай свою ляжку, султан,
Не раздувай свои щеки в величьи,
Тебе встретится тот, кто сильнее тебя,
И выдернет желчный пузырь,
Наплевав на любые приличья.
Эх, если б вскочить на коня
И юнцов за собою маня,
С копьем на тебя поскакать,
Ох, посмотрел я б тогда,
На твой оголившийся зад!
XI
Я чтим был всеми, громко чтим,
Когда в Нарыне обитал,
Я был и славен, и любим.
Когда был жив мой Исатай,
Как волки в бой мы рвались с ним.
Кто что-то мог сказать в укор?
Я дорог людям до сих пор.
Таких как ты, кто стал как хан,
Всю толстопузую знать,
От страха заставив орать,
За шкирку до неба подняв,
Я головы лишить хотел.
Вон берег Волги весь в лесах,
Я заселить его хотел.
По побережию всему
Я людям скот раздать хотел.
Хотел я в ханскую орду
Без позволения входить.
Решетку ставки на дрова
Хотел, смеясь, я порубить.
Хотел и войлок я рассечь,
Чтоб сделать потник под седло.
На ханских женах, что сидят
У трона ханского, хотел
Жениться я всему назло.
А сына ханского, суров
Отца его лишить хотел.
Отрада духу – мед хмельной,
Без разрешенья пить хотел.
Вот панцирь хана, я его
Забрав себе, носить хотел.
А ту, что краше Ханике,
И благородней Тинике,
Пусть соколиные глаза
Она закатит в небеса,
Пусть хоть она визжит щенком,
Пусть извивается прутом,
Чтоб знала жизни сей тщету,
Забросив лошади на круп,
Насильно я иметь хотел.
Эх, не дал Бог поддержки мне,
Больших вельмож таких как ты,
Я осрамить вот так хотел.
XII
Я чтим был всеми, громко чтим,
Когда в Нарыне обитал,
Я был и славен, и любим.
Тогда был жив и Исатай,
Как двух волков нас знал с ним край.
Я для врагов был как стрела,
Я отправлял их прямо в рай.
К хорошим был всегда хорош,
Худых нанизывал на нож.
Непритязателен в еде,
Я «ел» нисколько не давясь
Тех, кто упорствовал в вражде.
Один из них, знай, это ты!
Ведь ты из знати, коли так,
Ты – кровник мой, мой смертный враг.
Нам в мире быть нельзя никак.
Тому кто враг, врагом и быть,
Вражды никак нам не избыть.
Ты, Байеке, какой султан?
Ты – потомок верблюда-ублюдка,
Не жди от меня ты уступки.
Знай, если где-то вдруг один
Ты встретишься однажды мне,
Подниму тебя как чебачка,
И только поморщась слегка,
Сглотну тебя, в том я клянусь! –
И косточкой не подавлюсь! |