Абай Кунанбаев

КОГДА СТАНЕТ ДЛИННЕЕ ТЕНЬ

Переводить казахскую поэзию (особенно классическую) на рус­ский язык - дело не из легких. Во- первых, потому что литературный язык за­метно отличается от обиходного, и нынешние словари тут бессильны. Любой сделанный подстрочник примерно передает смысл тек­ста, а начнешь копать глубже - и зароешься с головой. Казахский язык очень ёмкий, как по смысловой нагрузке, так и эмоциональной. Суметь выразить в переводе весь смысл и экс­прессию оригинала, сохранив при этом ритм и размер стихотворения многие советские пе­реводы - задача наисложнейшая, а зачастую невозможная. И, наверно, поэтому многие советские переводы стихотворений казах­ских поэтов имеют весьма и весьма вольный характер.

Этой вольности мне всегда хотелось из­бежать. Найти всё-таки вариант, в котором будет передана не только суть, но и форма построения текста. Удержаться от соблазна использовать рифму, если рифмы в ориги­нале нет. Не пытаться выровнять ритм, если ритм нарушен в первоисточнике. Сохранить оригинальные термины. Ведь, невозможно, например, подыскать аналог в русском язы­ке казахскому слову «шанырак». Да и зачем? Или вот, например в моем переводе стихотво­рения Абая « Когда длиннее тень» есть повто­ряющаяся рифма («уже» рифмуется с «уже»). Но ведь и в оригинале Абай использует тот же прием, рифмует «кылып» с «кылып.» Так имею ли право вмешиваться, пытаться сде­лать стихотворение «лучше»?

Сколько бы языков я ни пытался выучить, а всё равно, когда дело доходило до переводов поэзии, выяснялось, что знаний недостаточ­но. Фроста было переводить трудно. Лорку ещё труднее. Но когда я взялся за казахскую поэзию, все трудности с английским и испан­ским показались незначительными.

В казахской поэзии много ловушек. На первый взгляд, всё просто. Идёт традицион­ная, отработанная веками, форма построе­ния строфы, срифмованы окончания первой, второй и четвертой строки, а третья строка существует как бы самостоятельно (в ней,

Литературная

Алма-Ата

94

кстати, часто и скрывается главная мысль). но приглядываешься внимательнее и видишь, что рифма - то сплошь рядом фонетически не точная, не «любовь - морковь» и «слёзы - грё­зы», а скорее ритмическая: «бала -шама», «жа­рыс - табыс», «пана - жара» и так далее. Зато обнаруживается добавочная рифма, где-ни­будь в середине строки. И это при работе с традиционной формой. А что уж говорить о стихах Магжана Жумабаева, который тра­диционными формами часто пренебрегает и создает собственную, авторскую форму.

Или ритм, размер. Слушаешь поэта и ду­маешь, что ритм ровный, постоянный, а на­чинаешь читать стихотворение на бумаге и понимаешь, что вот здесь слог лишний, а там - даже два. Здесь синкопа, там эпентеза. В уст­ном исполнение такие нюансы нивелируют­ся, и поэтому нетренированным ухом всего не услышать. Это как пытаться воспринять индийскую музыку в рамках европейских двенадцати полутонов, без учета того, что в индийской октаве двадцать две ступени. Но на бумаге форма построения текста раскры­вается. И попробуй-ка передать всё это на другом языке, на русском.

Вошедшие в эту подборку стихи Абая и Магжана - не просто выдающиеся голоса двух разных поколений. Это две совершенно разные энергии. Абай - тяжелый,мудрый, пе­чальный, вросший в землю, как старое дере­во. И Магжан - стремительный, гарцующий, ироничный, жизнелюбивый. И тем удиви­тельнее, что если вчитываться, вдуматься в смысл, то становится понятно, что говорят они, а общем - то, об одних и тех же вещах.

Когда станет длиннее тень,

Всё далёкое спрятав от глаз,

И закатное солнце, окрасив день,

За горизонт поспешит упасть,

Как бесцветный сумрак душа

Разговор начнет в тот же миг.

Свои мысли перемешав,

Я сижу, головой поник.

Жизнь прошла - пересохла тропа,

Переломано множество судеб.

Кто соврал, кто ударил тебя,

Вспомни всех, никого не забудь.

Ты нашел что по силам найти,

Только нужно ли это уже,

Ведь отравлено ядом обид

Твоё сердце, несчастный, уже.

Так, забывший дорогу щенок

Тихо на мысли свои.

Коль решился на собственный путь,

Не волнуйся, оставь, не скули.

Ты устал. Где посеял пшено,

Проросли сорняки и трава.

Ты всю душу измучил давно,

Умирай, раз настала пора.

Статья и перевод Ильи Одегова

ЖАЗ

Середина лета. Жара.

Покрывает степь муравой.

Родниками полна река.

Полыхают маки кругом.

К берегам кочует аул.

Незаметны кони в траве,

Наливные блестят бока

Кобылиц, стоящих в воде.

Стригунки резвятся вокруг,

Отбивая хвостами мух.

Улетают утки на луг,

Догоняет их гусь-пастух,

Рассекая небо крылом,

Оглашая криком края.

Расставляют юрты втроем

Молодые снохи с утра.

Круглобедр их девичий стан,

Белоснежные руки быстры,

Переливчат и звонок смех.

Объезжая стада свои,

Возвращается бай домой,

Не спеша, трусцой на коне, 95

Переводы

Весь довольный самим собой.

Наливают кумыс в кесе,

Выставляют на стол саба,

Уважаемых чтут гостей,

Веселятся в кругу, шутя.

Мясо варится в казане,

А малыш свою просит мать

Ему вкусного мяса дать.

Развалившись, сидят в тени

На красивом красном ковре

Краснощекие богачи,

Разговор ведут о байге.

Красноречие - божий дар,

Почитаем такой в кругу,

И дымящийся самовар

Преподносят слуги к столу.

Одинокий бедный старик

Сиротливо стоит в стороне

Но увидев,что мчат пастухи

Поднимающих пыль коней

Выбегает на них, кричит,

Белым посохом машет вслед,

Захотел и он получить

Со стола богачей обед.

Подоткнув свои чапаны,

Перед баем кружа в седле

Кумыса просят чабаны.

Молодежь шумит на реке.

На плечах у них сокола,

Нарезные ружья в руке,

Белокрылого гонят гуся.

Тот бедняк стоит вдалеке,

А в руках уже нету сил.

То,что было быльем поросло,

Лишь остался никчемный пыл.

Твое время, старик, прошло,

Но он помощи не просил

И смеялся всем людям назло.

1886 г.

(перевод Фархата ТАМЕНДАРОВА)

ҚАРТАЙДЫҚ, ҚАЙҒЫ ОЙЛАДЫҚ,

ҰЙҚЫ СЕРЕК

Вот и старость. Скорбны думы, чуток сон

Ядом гнева дух угрюмый распалён,

Мыслью не с кем поделиться! Кто поймет,

Кто одобрит, услыхав твой тяжкий стон?

Всем рожденье и кончина суждены,

Дней минувших не вернуть из тишины,

Радость где-то остается позади,

Всё проходит, все деянья непрочны.

Будь благоразумен,укрепляй свой дух в борьбе,

Лишь бездарный покоряется судьбе,

Лишь ленивец потрафляет большинству,

Скуден мыслью, неуверен сам в себе.

Людям низким не по нраву честный труд,

Самохвальством, плутовством они живут,

Но за подлость, расплатиться срок придет:

Разбивается не в год, а в миг сосуд.

Должно жизнь свою сокровищем считать,

Разум острый и добро приобретать,

Не позор ли по аулам день -деньской

Время в шутках да кривлянье коротать?

Чужд невежде разум ясный, он скорей

Верит бредням, мыслью брезгует моей;

Разве каждый может правду оценить,

Небылице верит глупый - только ей.

Бредит дурень о багрянце заревом,

Об одеждах, шитых чудо- серебром,

С отвращеньем он относится к словам

Аксакала, что осведомлен во всем.

Мудрый зорко проникает а глубь вещей,

Расщепляет волос на сорок частей,

Он и судит, он и взвешивает грех,

А невежда вторит толкам площадей.

Враг народа шлет ему любви слова,

Ближних сгубит и оплачет, а едва

Свет удачи озарит кого-нибудь,

Восклицает:»Вот любимец божества!»

Тяжким бедам всенародный рад шайтан,

Ангел изгнан, ангел скорбью обуян,96

Литературная

Алма-Ата

Твердо знаю - не покается подлец,

Перейдет он к сатане в победный стан.

Властелина нагло корчит плут любой,

Рать вербует втихомолку, с хитрицой,

Но не будет подлый первым средь людей,

Он себя же гонит к яме роковой.

Ведь не всякий путь указывать рожден.

Тот, кто честен и правдив, блюдет закон.

Волостным все норовит безмозглый стать,-

Будет всеми, как собака, проклят он.

1886 год

(перевод Д. БРОДСКОГО)

ҚАРТАЙДЫҚ, ҚАЙРАТ ҚАЙТТЫ,

ҰЛҒАЙДЫ АРМАН

Жизнь уходит, и сбыться мечтам не дано,

Всюду- зависть, стяжательство вижу одно.

Молодое пугает меня поколенье.

Развращенное, труд презирает оно.

Бай берет, говоря: «Не останусь в долгу,

Я с лихвой заплачу, я в беде помогу».

Волостной или бий, поживясь, обещают:

«Твоему насолить мы сумеем враге».

Занимает бедняк: «Я трудом отплачу».

Сотенный: «Слухи я по аулу пущу».

Вымогает и тут же грозит, проходимец:

«Отойду – не разыщешь, след мой простынет.

Буду действовать против тебя. Я таков».

И хитрец расточает иные слова:

«Расхвалю тебя, – знаешь, что значит молва?

Он себе на уме – поживиться бараном...

Как подумаешь, кругом идет голова!

Что ж, барашка зарежь, угощай им полдня.

«Мясо дам, если голос отдашь за меня!»

Все придут и поднимут галдеж, как вороны:

«Кто даст больше, тому я и друг, и родня».

Кто изменит, – встречаясь, не склонен краснеть.

Нарушителей клятвы привыкли терпеть.

Вот один из них лает, как злая собака:

«Я кусок оторву - будет сытная снедь».

Осчастливит начальник округу свою:

«Выбирай кого хочешь, свободу даю».

И от этого много пошло беспорядка.

А начальство грозит: «Растопчу! Истреблю!»

Тот кто предал, останется с грязной душой.

Упрекнешь – огрызнется: «Я в ссоре с тобой»

Человека не вижу, который сказал бы:

«Я доволен своей справедливой судьбой».

Сын отца предает, брата старшего- брат.

Я устал, я измучен и жизни не рад,

Если совесть и честь раболепствуют злату,

Пусть уста очерствеют, слова не звучат.

Заблудились казахи – и злость в их сердцах.

Строят козни друг другу, темно в их глазах.

Все корыстны, все ищут богатство и славы.

Ах, зачем ты их создал такими, аллах?

Так проклятье тому, кто клянется и лжет,

Кто за золото душу и честь продает,

Кто, вертясь в один день в сорока околотках,

Добывает себе и доход, и почет,

Кто в домашнем кругу у себя благодарен.

А потом за коня он себя предает.

1886 год.

(перевод А.Гатова)

ҚАЛЫҢ ЕЛІМ, ҚАЗАҒЫМ,

ҚАЙРАН ЖҰРТЫМ

Казахи, родные, мой милый народ!

Усы, разрастаясь, покрыли твой рот.

Ты зла и добра не сумел различить,

В крови и обжорстве не день и не год.

Порой, если нужно, ты очень хорош,

Порой, как торгаш, ты и тот и не тот.

Не внемлешь другим, кроме собственных слов,

Погрязший в пустом суесловии сброд.

Днем смеха лишен ты, сна ночью лишен,

Боясь, что однажды угонят твой скот.

Легко загораясь, живешь на авось,

То этак настроен, то наоборот.97

Переводы

Сплошные ничтожества выйдя в вожди,

Добились того, что в народе разброд.

Раз волю свою упустил ты из рук,

Твой истинный облик никто не вернет.

Нет веры и в родичей, если для них

Важнее всего свой корыстный расчет.

Нет ни единенья, ни воли к нему,

Потерям и бедам теряешь ты счет.

Ума и богатства не в силах скопить,

Упорствуя в зависти, губишь свой род.

Упрямству возможно ли дальше дать ход?

К позору тебя твой порок приведет.

Чем тешиться нам, коль годам к сорока

Не выше степи все еще твой полет?!

Хитрец мой, не знающий дум и забот,

Что толку паясничать год напролет?..

Но тот, кто возьмется тебя вразумить,

В ответ только низость наветов пожнет.

1886 год

(перевод А.Кодара)

ӘСЕМПАЗ БОЛМА ӘР НЕГЕ

Будь разборчив в пути своем;

Если ты талантлив- гордись

И надежным лишь кирпичом

В стену строящуюся ложись.

Убегающий - видит путь,

Догоняющий - вслед спешит.

Воля с разумом их ведут.

Справедливость- вот свет души.

Если воля есть, ум живет.

Доброты же и правды нет,-

Впереди огонь, сзади лед,

И никак не уйти от бед.

Удержи корысти порыв,

Похвалы не ищи - смотри,

Недостатки искусно скрыв,

Лишь в борьбе победу бери.

Волю дав хвастовства словам,

Не мечтай других превзойти.

Возбуждая зависть, и сам

Оступиться можешь в пути.

Тверже ногу, шагай смелей,-

И тогда не погибнет труд.

речи тех, кто учит детей,

Как зерно, в земле прорастут.

1894 год

(перевод Вс.Рождественского)

НЕ ІЗДЕЙСІҢ, КӨҢІЛІМ,

НЕ ІЗДЕЙСІҢ?

О чем душа моя томишься?

Скажи и зря не беспокой.

Чего ты ждешь, куда стремишься?

Давай поговорим с тобой.

Есть честь и слава, и свобода

У тех, кто возлюбим толпой.

Но без признания народа

Прок в этом, право небольшой.

Хвала - небожеское слово,

Придумка лести, звук пустой.

Найдешь ли средь людей такого,

Чтоб не сплетал хвалу с хулой?

И чтоб хвалить сердца убогим,

Как не убогие сердца!

Толпа, как проклятая Богом,

Шумит, и нет тому конца.

Толпа купить - продать готова,

Лишь только было что по чем.

У окаянного два слова -

Их так и вертит колесом.

Продажных слов тебе не нужно,

На них не купишь бытие.

Деньга для шлюхи - вроде мужа,

Достойный муж не для нее.

Я сам не раб хвалы словесной.

Тьма не осилит ум и свет.

Буть проклят человек бесчестный!

Пока есть смерть, позора нет.

Благие годы на просторе.

Как воды пенятся, шумят.

В былом все радости и горе,

Когда задумаешься, - ад.

1892 год

(перевод Кузнецова Ю.) 98

Литературная

Алма-Ата

ЖҮРЕГІМ МЕНІҢ

ҚЫРЫҚ ЖАМАУ

Толпа безумно-похотливо,

Разрушив сердце Божий Храм,

Бежит, позорным и блудливым,

Внимая грязным их речам.

О, подлый мир, такого сердца

Не видел ты, не пощадил.

И вырвав из живого веру,

Еще трепещущим зарыл.

Из тех, кого оно любило -

Иных уж нет, другие во вражде!

О, бедное, кого вскормило?!

Коль нет опоры на земле.

И старость подошла вплотную,

Нет выхода и света впереди.

Те, беззаботны и строптивы,

Идут, не ведая пути.

Несчастное, в лоскутьях сердце,

Как сирота, бредешь во тьме.

Ужель, не знавшее покоя,

Ты, как проклятье на челе?!

1898 год

(перевод М. Адибаева)

ӨЛСЕМ, ОРНЫМ ҚАРА ЖЕР

СЫЗ БОЛМАЙ МА?

Умру. И стану вновь землей,

И мой язык насмешливый и злой

Не тронет ледяным коварством

Сердец, обиженных судьбой.

Но рок судьбы нагрянет в срок

На твой порог и мой порог

И пересудит все ошибки

На перекрестках всех дорог.

Я, бедолага, в том кругу,

На том открытом берегу

За все, что не было и было,

Ответить дважды не смогу.

Ты в глубину мою взгляни,

В мои загадочные дни.

Там ныне светят всем, запомни,

Оставленные мной огни.

Я рос, и мой упрямый пыл

Костры в седой ночи палил

И путеводною звездой

Проводникам в дороге был.

Я там с собою принял бой

Своею волей и судьбой.

А за беду и униженья,

Потомок, сжалься надо мной.

Нутро мое - огонь и яд,

В нем все терзанья догорят.

А песня - сплетница - чертовка -

Все миру выложит подряд.

1898 год

(перевод М.Дудина)