ЗАВЕТЫ КЕРЕЯ И ЖАНЫБЕКА

Мне долго не хватало решимости сту­пить своим не столь уж искушен­ным интеллектом в малознакомую реку исто­рии, таящую глубины, водовороты и омуты… И тем не менее я погрузился в чтение истори­ческих хроник, листал толстенные талмуды серьезных исследователей нашего прошлого. В поисках недостающего фактологического материала приникал к легендам и мифам, ибо за неимением письменности народ фиксиро­вал события в изустных преданиях. И поти­хоньку вникал в суть проблемы.

Казахи как таковые появились еще в до­монгольскую эпоху, о чем свидетельствуют прежде всего русские летописи, а также визан­тийские и арабские источники. В конце XIV века казахи пришли из Заволжья и Причерно­морья в низовья Волги и при распаде Золотой Орды обособились в отдельный удел-государ­ство. Термин «государство» в применении к казахам того времени употреблен условно, государство еще предстоит создавать. И тем не менее год 1459 есть некий рубеж, за кото­рым понятие «казахская государственность» уже звучит не столь абстрактно и начинает наполняться конкретными реалиями. Речь идет о Казахском ханстве, возглавляемом ха­нами Киреем и Жанибеком.

Вообще сам термин «казах» вначале нес не столько этнический смысл, сколько соци­альный. То был особый кочевой способ су­ществования номадов, скапливающих време­нами в различных регионах Великой степи. «Казакование» - образ жизни, вольница, с трудом поддающаяся обузданию властью. Да и сами ханы, сообразно обычаям времени, не гнушались разбоем, нападая на соседние, чуждые им племена, а порой в ночной сумя­тице грабя собственные, впопыхах приняв их за чужие.

Любопытную мысль высказали Дани­яр Ашимбаев и Виталий Хлюпин: «казахи», прежде чем стать этносом, сначала возникли как нация, в смысле политической общно­сти населения, сплотившегося вокруг «ка­заковавших» ханов Кирея и Жанибека. Их так и называли поначалу - узбеки-казахи, то есть ставшие кочевать отдельно от кочевни­ков-«узбеков» Абулхаир-хана. Произошло это именно в 1459 году в результате ковар­ных сверхусилий Абулхаира, переигравшего в данном случае самого себя.

Вообще чингизид Абулхаир был достой­ным сыном своей эпохи. Стремление к абсо­лютной власти было для него альфой и омегой бытия. А его бытие состояло из бесконечного плетения интриг и козней, нескончаемых за­говоров, финалом которых было непременное устранение сообщников. Разумеется, делал это он не собственными руками, а сообщая палачу с глазу на глаз, что султан такой-то «плохо себя чувствует, ему надо помочь». По­сле внезапной гибели занемогшего султана летела с плеч долой и голова палача. Оно и впрямь: к чему ненужные свидетели?..

Кочевников близлежащей степи Абулха­ир держал в железном кулаке, взимая с них непомерную дань. А двух султанов-аргынов, троюродных братьев Керея и Жанибека, тоже чингизидов, честолюбивых и амбициозных, опекал особо, стараясь держать на коротком поводке. Братья были на редкость дружны. Абулхаир спал и во сне видел, как столкнет их лбами.

Там была одна тонкость: и Абулхаир, и Керей с Жанибеком были потомками вели­кого Джучи, но Абулхаир вел начало свое от младшего сына Джучи Шейбана, а Керей с Жанибеком - от самого старшего Орда-Еже­на, стоявшего ко всему прочему у основания Ак-Орды. А согласно степному закону пре­столонаследия, ханом должен быть не Абул­хаир, а один из братьев - Керей. Честолюбие не дремало, братья лишь ждали удобного слу­чая, чтобы сбросить с себя ярмо ненавистного Абулхаира и с полным на то основанием вер­нуть себе законный ханский титул.

Тревога в душе Абулхаира нарастала. На большом ли малом совете он искоса погляды­вал на братьев. Керей высился неприступной скалой, его великовозрастный сын Бурундык, глыба из глыб, тяготился советом, осоловело клонился набок, он оживал лишь в предвку­шении сечи. Жаныбек внимательно наблюдал за происходящим, его глаза были как омут, этот опаснее всех. Однажды на большом при­еме в ставке хана рядом с Жаныбеком оказал­ся десятилетний сын его Касым. В это время в ханскую юрту вошел любимый семилетний внук Абулхаира Махаммед-Шейбани, один из наследников престола. Абулхаир погладил по голове свое чадо и вдруг перехватил взгляд Касыма. В нем было столько ненависти, что хану стало не по себе. Нет, этих надо убирать с пути правдами и неправдами. Хан затаился как в засаде, готовясь к прыжку.

Но братьям нежданно-негаданно поды­грал Кобыланды-батыр. Интеллект был не самой сильной стороной этого кара-кипчака, он жил во власти инстинктов и страстей. И в какой-то недобрый момент воспылал ненави­стью к мудрейшему и достойнейшему аргыну Акжол-бию. И хотя Акжол-бий был ближай­шим советником Абулхаира, но желание до­садить ненавистным братьям аргынам заста­вило властителя раздуть огонек ненависти в душе доверчивого кара-кипчака, и тот при первой же встрече с бием булавой разнес ему голову вдребезги, разнес до основания, так что на смертном одре у Акжол-бия вместо го­ловы торчал лишь верхний шейный позвонок.

Естественно, согласно степным законам оскорбленные аргыны потребовали сатис­факции, то есть голову незадачливого баты­ра. Абулхаир попал в патовую ситуацию. По­жертвовать батыром он не мог, кыпчаки были одной из опор его ханской власти. Ну а бра­тья с полным на то основанием в одночасье, за ночь, откочевали от ташкентской ставки Абулхаира в сторону Могулистана, избавив­шись от смертельной опеки хана и развязав себе руки в борьбе за ханский титул.

Наутро, выйдя из шатра, Абулхаир оце­пенел от неожиданности. Вместо привыч­ных и радующих его хищный глаз покорных кочевничьих юрт, разбросанных островками близ его ставки, он увидел полное запустение. Лишь виднелись проплешины там, где еще вчера стояли юрты, курился одинокий дымок на месте непогашенного впопыхах очага, да кое-где виднелись кучи бытового мусора, ко­торые лениво ревизовал утренний ветерок.

Вообще такого рода внезапные отко­чевки от власти правителя в те поры были в Дашти-и-Кипчаке и в Жетысу формой проте­ста и сопротивления. На этот раз ее возгла­вили Керей и Жанибек. Они были хорошими стратегами и все рассчитали очень точно. На­род степи устал от грабежей и распрей. Народ хотел стабильной мирной жизни под крылом рачительных, сильных и умных владык, кото­рые могли бы защитить своих подопечных от разбоя. Братьям-соправителям была присуща 42

харизма, кочевники верили им и к ним тяну­лись. Даже кипчаки, на которых так рассчи­тывал Абулхаир, откочевали вместе с Кереем и Жанибеком. К ним стекались все, кто по­страдал от Абулхаир-хана, от распрей и само­дурства других чингизидов. Вслед за главным караваном все шли и шли к ним аулы, Белая Орда становилась государством, но пока лишь государством на верблюдах - без земли и соб­ственной столицы.

Братья-соправители понимали: Абулхаир не смирится с их демаршем, мечом и огнем накажет за непокорство. А расчет братьев был прост: укрыться на время под сенью тогда еще могущественного Могулистана, собраться с силами, выждать и самим нанести упрежда­ющий удар. К тому же их степному ханству не обойтись без присырдарьинских городов - Туркестана, Отрара, Сыгнака, Созака, Саура­на,Узкента. Они имели на них все права: весь этот регион искони принадлежал джучидам старшей линии.

Кочевье двигалось к урочищу Алмалы, где находилась ставка Есен-Буги, правителя Могулистана. Вдали словно царскими ризами сиял снегами Заилийский Алатау. Лето было в своей зрелой поре, но солнце как бы щади­ло кочевье, живительный самал трогал гри­вы коней, оглаживал лица своей благодатной ладонью. Керей и Жанибек неспешно двига­лись, бок о бок, стремя в стремя. Там шла не­спешная беседа. Началась она давным-давно, в ранней юности братьев, была нескончаемой, стала жизненной необходимостью, надо было осмыслять себя и свой народ в потоке време­ни. И надо было знать: что делать сейчас, се­годня, чтобы завтра народ не канул в лету?.. Народ хочет мира, но путь к нему пока лежит через войну…

Они прошли долиной Чу, вступили в Се­миречье. А где-то, далеко на Западе, в низо­вьях Итиля и вдоль Яика уже столетия кочуют казахские аулы, и надо дотянуться и до них, чтобы они почувствовали, что движутся в од­ном потоке со всем народом Казахской степи. Надо их тоже брать под свое крыло, ибо и там многоопытные и бывалые соседи, гото­вые прибрать к рукам удобные места кочевок казахов, да и самих казахов, простодушных и открытых миру детей Великой Степи…

Есен-Буга принял народ Керея и Жанибе­ка с распростертыми объятиями. Еще бы! Во главе 200-тысячной людской армады шла мно­готысячная конница при пиках и саблях. Вла­дыка Могулистана с готовностью уступил им западные окраины своих земель. Пусть себе кочуют на здоровье! А пики и сабли кочевни­ков, готовые взметнутся по первому зову, это же неотразимый аргумент в давней тяжбе Мо­гулистана с Китаем, с бандитствующими по соседству ойротами, с алчной сворой тимури­дов - о, какой у них неукротимый аппетит!.. Тем более сейчас, когда брат родной Жунус который подбирается с помощью тимуридов к престолу Могулистана, страстно желая сва­лить с него Есен-Буга.

Пройдет несколько лет, и непривычное для нашего уха словосочетание «узбеки-ка­захи» (оно было очень органичным до той поры, пока Абулхаир держал при себе этих необузданных аргынов и кипчаков) вдруг лишится неуместной приставки и останется одно понятие - «казахи». А племена и царства, живущие окрест Степи, вдруг увидят народ, назвавшийся этим именем. Народ, с которым не считаться будет невозможно.

Все так, но этому будет предшествовать ряд драматичных событий, одним из которых стал поход Абулхаира к западным границам Могулистана. Силен был хан, и войско его превосходило по мощи тумены братьев со­правителей. Казахи были подобны судорожно сжатому кулаку, подобное потом не раз будет происходить в их истории, и не раз будут сто­ять они на краю погибели. Близ Алмалы хан отдал приказ о привале. Стояла осень. Летели на юг журавли, крича с тревогой и печалью. Ночь была светлая, она выткала небо холод­ными крупными звездами. Казахам предстоя­ла смертельная сеча.

А войско Абулхаира отдыхало перед бит­вой. Не спали разве что чуткие стражники у ханской палатки, но и они не смогли уберечь ханский шатер от беды. Среди ночи явилась нежданная гостья, которой были их кинжалы и сабли ни по чем. Когда Шолпан неистово за­блистала на утреннем горизонте, из ханского шатра послышался леденящий душу женский вой. То кричала в смертной тоске одна из лю­бимых жен хана Рабиа-султан-бегим, дочь легендарного Улугбека. Хан занемог накану­не (говорят, укус комара, лихорадка), отчасти поэтому и был отдан приказ о привале. А под утро хан взял да и помер. Так что за отсут­ствием главного действующего лица битва не состоялась. Вмешалось провидение, Аллах за что-то осерчал на Абулхаира. Так это было или не так, но, как не без иронии заметил один из умнейших историков средневековья Му­хаммед Хайдар Дулати, мы рассказываем об этом так, «а Аллах лучше знает». Так что за всеми уточнениями - туда, в самую высокую инстанцию. Мы же здесь по мере сил своих даем свое видение того, что было и как могло быть…

Смерть Абулхаира вызвало вполне по­нятное замешательство у шейбанитов, но для казахов то была лишь краткая передышка. Предстояла долгая, растянувшаяся на годы и годы война за присырдарьинские города с потомками Абулхаира. Керей к тому времени ушел из жизни, его прах покоился в усыпаль­нице степных владык у горы Хантау. Казахи подняли на белой кошме и обмыли молоком сорока белых кобылиц Жанибека.

В недолгий период затишья, оставив го­рода на попеченье сыновей, Жанибек сделает марш-бросок на северо-запад, к берегам Ити­ля и Яика, сумеет помочь тамошним казах­ским племенам избавиться хотя бы на время от притязаний башкир, крымских и волжских татар. Казахи Итиля и Яика признают над со­бой его ханскую власть. Хотя… Уже тогда цен­тробежные силы давали о себе знать, не всем сородичам была по нутру эта консолидация казахов в Степи. В душе каждый султан мнил себя ханом. Но тут Жанибек был последова­тельным. Крикунам он готов был окоротить язык, отсечь его вместе с головой. А у тех, кто проявлял непримиримость к единению, сжи­гал юрты. Но это слишком уж крутые меры, в духе того времени. Вообще Жанибек остался в памяти народной правителем мудрым и никак не жестоким. Он заложил основы демократии и, так сказать, парламентаризма. Все важные вопросы он решал на советах старейшин и биев. Там было два совета, большой и малый, и на каком обсуждалась проблема зависело от ее значимости. Подобные советы были и у Абулхаира, но они носили скорее декоратив­ную функцию, приличные люди в этих сове­тах как-то очень быстро перевелись. Жанибек помнил об этом. Ему не нужна была фикция, сборище подхалимов и подпевал в совете его не устраивало. Он хотел, чтобы представите­ли от народа участвовали в решении государ­ственных дел. Существование государства уже в зачаточном состоянии требовали при­нятия порою жестких и непопулярных мер. Нужна была более или менее регулярная ар­мия, желательно более, чем менее. А на что ее прикажете содержать? Налоги - жесткая необ­ходимость, а налоги, как догадаться нетрудно, народ не любил платить издревле.

Мирные паузы порою длились несколько лет. Боевые всадники благополучно возвра­щались под родной шанырак. Предполага­лось, что в случае необходимости их можно будет быстро собрать в ханский кулак, чтобы дать отпор рыскающим во множестве шака­лам. Но как раз в случае необходимости было непросто собрать это воинство. Годы мира, как это ни прискорбно, расслабляли народ, порождали беспечность. И, быть может, глав­ная заслуга Жанибека в том-то и состоит, что он впервые в истории Степи умел внушить народу, что интересы государства, нации пре­выше личных интересов.

Мы не знаем, где и как кончились дни Жанибека. Превратности судьбы бывают странными. Источники свидетельствуют, что он какое-то время был правителем одного из городов в Крыму. Потом каким-то образом попал к царю Московии Василию, а умер в городе Ковно. В конце концов, все это пред­ставляется не столь уж важным в свете того, как много сделал этот хан для Казахстана.

А вот с его преемником, старшим сыном Керея Бурундыком все было куда сложнее. Время его правления - череда нескончаемых войн. Человеком он был физически силь­ным, упоение битвой - его стихия. На врага он кидался с яростной безрассудностью, ув­лекая за собой свою гвардию. Но с такою же безрассудностью и покидал поле боя, когда ему грозила смертельная опасностью, предо­ставляя гвардии самостоятельно выпутывать­ся из заварушки. Жанибек был стратегом и дипломатом, о Бурундыке сказать такое про­сто невозможно. До этого мы обмолвились, говоря об одном из легендарных батыров, что интеллект не был сильной стороной его натуры. Батыру ладно, многое простится, он может жить по принципу: «Сила есть, ума не надо». Но хану следует быть поумней. Отча­сти, в общем-то, и шли безрассудные войны, поскольку вел их безрассудный хан. И хотя стратегия на завоевание присырдарьинских городов и закрепление в них казахов была за­дана Жанибеком, и Бурундык строго следовал ей, но, право, многих перекосов и нелепостей удалось бы избежать его подданным, будь хан осмотрительнее и умнее. Согласно хроникам он ханствовал 31 год, с 1480 по 1511-й. Диву даешься, как народ столь долгое время терпел его самодурство. Хотя истины ради скажем, что многие перекосы ему помогал устранять султан Касым, сын Жанибека. От своего отца он унаследовал его таланты, и был мощным противовесом Бурундыку, постоянно вступая с ним в негласную конфронтацию, удержи­вая его от необдуманных шагов. Опять исти­ны ради надо сказать, что Бурундык выиграл ряд крупных битв с шейбанидами, потомками Абулхаира. Например, битву на перевале Со­гундык, что в горах Каратау, где численность войск шейбанидов «выходила за пределы ис­числения», а противостояло им 50-тысячное войско казахов. Но из этих 50 тысяч 30 - это ополчение Джаныш султана и плюс с десяток тысяч Касыма. В общем, легко жар загребать чужими руками.

В силу своих полководческих завихрений и скорбности ума Бурундык пошел на сбли­жение с заклятыми врагами шейбанидами, выдав замуж трех дочерей за шейбанитских султанов. Следствием его сверхдальновидной дипломатии стало то, что Южный Казахстан был раздроблен, растерзан. Бурундык остался с Сыгнаком, Саураном и Созаком, шейбаниды отхватили Отрар, Туркестан, Акрук и Узкент. А моголы урвали Ташкент и Сайрам. Народ этого Бурундыку не простил. Бурундык был лишен ханского титула, изгнан. Умер он в Са­марканде.

Впрочем, еще при жизни Бурундыка авто­ритет Касыма, сына Жанибека, был в народе непререкаем. И, естественно, он стал ханом, продолжив то, что было начато его отцом.

Хан Касым был осмотрителен и расчет­лив. Он мешал шейбанидам, они постоянно чувствовали угрозу со стороны кочевников. Оттого-то и важны им были присырдарьин­ские города, то был надежный барьер от степ­няков. А Касыму эти города нужны были как опора своей власти над Степью и как защита от посягательств на Степь. Естественно, он искал союзников, и вынужден был находить их в лице моголов и мангытов.

Горя желанием раз и навсегда разделать­ся с казахами, правитель Мавераннахра Му­хаммед Шейбани хан предпринял поход на улус Касым хана, находившийся в предгорьях Улытау. Он дошел до Сыгнака, принадлежав­шего казахам, в нем взыграли хищнические инстинкты , и здесь, на подступах к Сыгнаку он разбил свою ставку, горя желанием одной стрелой поразить двух зайцев. Сам он тут и остался, прикидывая, как ему половчей загра­бастать Сыгнак, а основную часть своего во­инства направил дальше. Узбеки и впрямь на­пали на ставку Касыма в предгорьях Улытау, и он, видя явное численное превосходство вра­га, аккуратно отступил, даровав нападавшим иллюзию победы. Что делают победители? Пируют. День-другой. И в разгар пира на них обрушивается небольшой, мобильный отряд, посланный Касым ханом, посланный для про­зандирования почвы. Узбеки в панике бегут, Касым хан их преследует, не давая опомнить­ся. Волна паники достигает Шейбани хана, и он, не в силах ей противостоять, вынужденспешно убираться подобру-поздорову назад в свой Маверанахр. На него, кстати, с юга насе­дал основатель новоперсидского государства Иран шах Исмаил, который, собственно, и сы­грал роковую роль и в судьбе Шейбани хана, доведя его до погибели, и в судьбе подвласт­ного ему Маверанахра, развалив его на два ханства и лишив былого могущества. И пока там шла драчка, Касым хан завладел самым южным городом Присырдарьи - Сайрамом, сделав все возможное для укрепления своей власти в Южном Казахстане.

Нам сейчас трудно себе представить, какие страсти кипели в те поры на юго-вос­точной границе Степи. Гибли, казалось бы, несокрушимые ханства, возникали новые го­сударства, эпоха перекраивала границы Сред­ней Азии, а Казахское ханство при всем при том набирало силу. После прихода к власти Касыма оно какое-то время называлось Ка­сымским ханством, что лишь подтверждает, что Касым хан окончательно утвердил свое господство над бескрайними просторами Ка­захстана. Численность населения Казахского ханства превысила один миллион человек. Старые друзья-недруги и вновь объявивши­еся правители вынуждены были считаться с державой, появившейся по соседству. Казахи стали известны Западной Европе как особая этническая общность. Кстати, первым круп­ным государством, установившим диплома­тические связи с Казахским ханством была Московская Русь. Произошло это при Касым хане и князе Василии III.

Молва приписывает Касыму создание свода законов, получившего название «Чистая дорога хана Касыма» («Касым ханнын Каска жолы»). Но законы эти не были записаны и до нас не дошли.

Вообще, хотелось бы краем глаза глянуть на этого незаурядного человека. Говорят, он был ярым лошадником, хорошо знал коней. Значит, был истинный степняк и кочевник. Вне сомнения его полководческий дар. В бою он проявлял отвагу, умел вести за собой лю­дей. Он был из категории тех правителей, кого называют государственниками. И безусловно, обладал харизмой: объединить под своим на­чалом такое количество людей - этого еще не удавалось ни одному казахскому хану. Он был верным последователем Керея и Жанибека. Прирост территорий, укрепление внешних границ и внутреннее единение - вот их заве­ты, которые и предопределили вектор движе­ния Казахского ханства на 350 лет вперед.

НЕУМОЛИМЫЕ  ШАГИ ИСТОРИИ

Наверное, не только в природе, но и в истории человечества существует за­кон приливов и отливов. И вслед за пассионар­ным взлетом казахского духа (воспользуемся термином евразийца Льва Гумилева) вполне естественны периоды затухания энергии. Но то, что уже произошло в жизни державы, не исчезает бесследно, оно остается в генетиче­ский памяти народа, и какие бы мутации не происходили в ней, какие бы злые ураганы не проносились над Степью, но однажды явив­шийся в Степи дух Керея и Жанибека служил путеводной звездою. Вновь и вновь выводил он казахстанских владык на столбовую дорогу исторического прогресса. И какие бы униже­ния не переживала Степь, в какие бы теснины не загоняли ее обстоятельства, ген обретения государственности был неистребим.

Касым явился достойным сыном своего отца. А дальше нас ждет горестное историче­ское недоразумение. Его сын Мамаш год про­был на ханском престоле, не успев проявить себя - ну никак! Смерть его была в высшей степени нелепа. Он погиб от удушья боевых доспехов: в одном из сражений его конь был убит и упал, подмяв под себя хозяина. По сви­детельству историков случилось это в 1522 году.

Говорят, беда в одиночку не ходит. Не­везучим было и правление следующего хана Тахира. Он приходился племянником Касыму и, естественно, внуком Жанибеку. Талантами Аллах его не отметил, влиянием в Степи он не пользовался. Но он был ханом, вел в силу своего разумения (а точнее - неразумения) ди­пломатию, затевал войны, в которых разом за разом терпел поражения. Беда, коли человек, облеченный властью, не обладает в придачу к ней мудростью. Он губит и самого себя, и препорученное ему судьбою ханство. Как очень точно заметил один из историков, свои­ми бестолковыми действиями он как бы спро­воцировал врагов на объединение. Не будем вникать во все перипетии плачевной диплома­тии Тахира. Скажем лишь о том, что сумел он испортить отношения даже с бывшими союз­никами хана Касыма моголами и мангитами. Каждый его военный поход как дурная пред­намеренность кончался потерей территорий Казахского ханства. Был он подвержен эмо­циям и в неудачах проявлял упорство, как бы желая испить чашу беды сполна. Даже когда поражение было самоочевидно, но еще можно было отделаться малой жертвой, он, утрачивая чувство реальности, продолжал лезть на ро­жон, ведя войска к бессмысленным жертвам, теряя и обширные территории, и собственную честь. Народ его не любил и открыто выказы­вал эту нелюбовь, что его еще больше оже­сточало. Все шло к неизбежному финалу. Как затравленный волк он с небольшой дружиной откочевал к кыргызам, которые составляли тогда с казахами единый улус и странным об­разом не утратили к Тахиру дружественного расположения. По человечески его, конечно, жаль, но уместно ли оценивать дела и поступ­ки хана, властителя простыми человеческими мерками?..

Далее на троне Казахского ханства воз­никают еще две как бы случайные фигуры - Буйдаш хан и Ходжа Махмуд. Страна была разорена и лишена единства. Как напишет чуть позже летописец, «были в стране той и другие мелкие ханы, которых даже имена с точностью неизвестны». Оно, быть может, и слава Аллаху, что не отмечены были они сколько-нибудь видными (а точнее - незавид­ными) делами и не запятнаны проступками, порочащими ханскую честь.

А вот Тогум хан хоть и правил всего два года, но оставил в памяти потомков неизгла­димый след. Тут было бы уместно поменять регистр повествования и говорить высоким поэтическим слогом. Ибо то, что произошло, не может не впечатлить сколько-нибудь мыс­лящего человека. Удержусь от соблазна впасть в патетику и приведу лишь цитату из труда со­временного серьезного ученого Г.Ж.Табулди­на «О династии торе - Чингизидов с XIII по XX век»:

«После Тахира великим ханом Казахской Орды избирается еще один внук Азь-Жа­нибек-хана, сын Жадик-султана Тогум-хан (1533-1537). Ему удалось сплотить распав­шиеся было казахские улусы и вновь объеди­ниться с киргизским народом. Почти беспре­рывно вел он оборонительные войны против калмаков, узбеков, моголов. Союзные силы узбекского хана Убайдуллы и могольского Абдар Рашида встретились с объединенной армией Тогум-хана (казахи и киргизы) вос­точнее Иссык-Куля в месте Сан-Таш. 27 июля 1537 началась кровавая сеча четырех народов. Все казахские полководцы - 37 султанов во главе с Тугум-ханом и девятью его сыновья­ми погибли в этом бою. Современный казах­ский писатель и историк Мухтар Магауин по поводу этой битвы писал: «Сан-Ташское сра­жение - одно из самых трагических событий в военной истории Казахской Орды, но в то же время это священный, памятный день, ког­да в жизни народа на карту были поставлены честь и свобода и его сыны пошли на верную смерть за святой долг, отдали себя в жертву во имя грядущих поколений. А имя Тогум-хана погибшего со своей династией на поле брани, должно стоять на первом месте в ряду самых славных личностей, вошедших в полутора­тысячелетнюю историю казахского народа, почитаться на уровне святых. После гибели Тогум-хана на его место был избран младший брат Тахир-хана Бойдаш».

И еще несколько слов о Сан-Ташском сражении. В нем погибли десятки тысяч ка­захско-киргизских воинов. После битвы по­47

бедители устроили колоссальную резню, не щадя стариков и детей. Апофеоз войны - реки крови и грабеж. «Почти все взрослое населе­ние казахов было уничтожено и пленено, весь скот угнан как военная добыча», - сообщает историк той эпохи. Считалось, что казахский народ стерт с лица земли. Но к счастью это было заблуждением: территория Казахского ханства была необъятной, а людские ресурсы неисчислимы. «Несмотря на то, что ханство истекало кровью, народ не склонил головы. Сыны Алаша не пали духом, отстояв свою не­зависимость. Собирая свои силы вновь, они ни на миг не забывали о необходимости воз­вращения утраченного», - это уже своеобраз­ный постскриптум к тем событиям историка наших дней Аскара Шоманова.

Ну, а если оставить патетику, то степь - она и впрямь широкая, и в годину такой-то беды люди как бы растворялись в степи. Кто при­бивался к другим племенам и народам, чтобы элементарно уцелеть и либо раствориться в другом этносе, либо чуть позже вернуться в родные пределы. Кто до поры до времени таил­ся от врага по урочищам, долинам и взгорьям бескрайних просторов, выжидая, когда уля­жется дурная кровь в жилах озверевшего по­бедителя-поработителя, потихоньку налаживая порушенный быт. Проходил год-другой, и смо­три-ка - вопреки небывало кровавой сече Степь оживала как после тяжкой болезни и полнилась аулами, кочевьями, султанатами, ханствами. Нет, не могли исчезнуть казахи с лика земного, потому как народу этому судьбою был предпи­сан непростой и долгий путь сквозь столетия, где еще много чего случится…

ТОЧКА НЕВОЗВРАТА ИЛИ ТОЧКА НОВОГО ВЗЛЕТА?

А дальше по закону маятника события, достигнув предельной низкой точки, которая казалась точкой невозврата, с неиз­бежностью стали набирать высоту. А это вы­звало появление на авансцене истории таких пассионариев, как Хакназар хан, Шигай хан, Таукель хан и, наконец, хан Есим.

Здесь надо сделать оговорку: Керей и Жа­нибек закрепили в жизни Степи, а еще кон­кретнее - в жизни казахов, династийный прин­цип передачи власти. Собственно, и главный их оппонент шейбанид Абулхаир, и Керей с Жанибеком были чингизидами. Но все после­дующие правители в Казахском ханстве - пря­мые потомки Керея и Жанибека.

После катастрофы в Сан-Таше Казахстан­скому ханству предстояло восстать из руин. Стать прорабом восстановления полуразру­шенного здания государственности, причем чуть ли не с нулевого цикла, выпало на долю Хакназар хана, сына Касим хана, внука Жани­бека. Уму непостижимо! Хакназар правил Ка­захским ханством 42 года, с 1538-го по 1580-й. Эпоха была крайне сложной (о, Аллах! Когда же эпохи бывают простыми?!). Шли непре­рывные войны и с юго-востока, и с северо-за­пада. Доживала последние дни Золотая Орда. Иван Грозный подверстал к Московии вна­чале Казань, потом Астрахань. Не на жизнь, а на смерть с ним зубатились крымские та­тары. Безуспешно пыталась ускользнуть из объятий Москвы Ногайская орда. К тому же в этих приволжских ханствах шли междоу­собные распри. Хакназар, будучи от природы смекалистым и хитрым, сумел из этой зава­рушки извлечь для себя максимальную выго­ду. Проведя ряд удачных военных кампаний, он расширил пределы Казахского ханства до междуречья Волги и Урала, прихватив ряд башкирских земель - не все башкиры согла­сились идти в подданство московскому царю. Их охотно принял под свое крыло Хакназар. Попутно он разгромил чагатайское войско, вступил в схватку с сибирским ханом-шайбо­нидом Кучумом. Он начинает кампанию про­тив нагайцев, его цель - завладеть низовьями Урала и Волги.

А на юге он держал в постоянном напря­жении Ташкент.

Пришлось выяснять отношения и с могу­щественным Моголистаном, который пытался вытеснить казахов из своих степей. Был наго­48

лову разгромлен давний обидчик казахов и кыргызов Абдурашид хан. В одном из сраже­ний погиб и сам Хакназар. Он вернул Казах­скому ханству утраченные земли и подверстал к ним новые территории. Он вернул казахам пусть даже не веру в былое могущество, но хотя бы веру в самих себя.

Его преемником стал - всего на два года! - престарелый, но многоопытный военачаль­ник Шигай хан, один из внуков Жанибека. Заняв ханский престол, он решил, быть мо­жет, одну, но очень важную для казахов про­блему - свернул шею давнему и непримири­мому врагу шайбаниду Баба султану. Именно от рук Баба султана погибли Хакназар и два его сына. Шигай хан дает клятву: отомстить! Он понимает: ему в одиночку не одолеть Баба султана и бухарского эмира Абдуллу. Будучи опытным политиком, он склоняет Абдуллу на свою сторону, даже согласившись на вре­мя стать его вассалом. И при благосклонном нейтралитете Абдуллы в июле 1582 года под Туркестаном дает Баба султану последний ре­шительный бой. Баба султан бежит с остатка­ми своей гвардии в Сары-Арку, где его ждет бесславная гибель.

А Шигай хан напоследок удивил и совре­менников, и потомков. Ему было уже восемь­десят лет, и он принимает решение оставить трон. Его миссия выполнена. Остаток дней он проведет в служении Богу.

Остался он в памяти народной и как ча­долюбивый отец. Три жены одарили его мно­гочисленными сыновьями, которые своими ратными и прочими делами верой и правдой служили казахскому народу. И среди них - Та­укель хан, Есим хан, Ондан султан, который, кстати, был предком Алихана Букейханова.

К заслугам Шигай хана отнесем и то, что он вырастил сыновей, достойных ханского звания. Таукеля, ставшего ханом казахов по­сле смерти отца, называли бахадуром, а это высшее признание воинской доблести. При хане Хакназаре Шигай был одним из опыт­нейших военачальников и дипломатов. А по­тому науку войны и дипломатии Таукель по­стигал рядом с отцом с юношеских лет. Он шел в бой первым, он возглавлял отряды на самых рисковых и ответственных участках военных кампаний. Он пытливо вникал во все тонкости межгосударственных дел Хакназа­ра, стараясь разгадать планы потенциального противника, изучая политическое устройство соседних ханств и султанатов. К тому време­ни, когда его подняли на белой кошме, он был уже опытным политиком и военным страте­гом.

И при Таукеле камнем преткновения были все те же присырдарьинские города. Чтобы овладеть ими, Таукель направлением главно­го удара делает Ташкент и Самарканд. Не бу­дем вникать во все перипетии этой столетней войны. Тем более что Таукелю приходилось одолевать и центробежные силы в Казахском ханстве: сыновья Хакназара султаны Мунга­тай и Дин-Мухаммад тоже претендовали на ханский престол, расшатывая власть изнутри. Шли непростые переговоры с Московским царством, с царем Федором, который был не прочь заключить военный союз с Казахским ханством, определив Таукелю роль вассала. Это устраивало Московию, но не устраивало Таукеля. Так что дипломатические перегово­ры забуксовали, но торгово-экономические отношения оживились, караванная торговля обрела новый импульс. Налаживаются отно­шения с Моголистаном, причем настолько тесные, что Таукелю в какой-то момент при­надлежит решающее слово, кто здесь воца­рится на престол. На этот факт обратим осо­бое внимание: как сказали бы сейчас, Таукель умел в сопредельных странах создавать свою пятую колонну среди местной знати и просто­людинов, что позволяло исподволь лоббиро­вать интересы Казахского ханства.

Несмотря на яростное сопротивление шейбанидов, он одержал над ними целый ряд побед. И хотя сам был смертельно ранен в одной из схваток близ Бухары, но в состав Казахского ханства на двести лет вошел Таш­кент, да и Фергана с Туркестаном на какое-то время тоже стали частью территорий Казах­ского ханства. Благодаря усилиям Таукель хана границы ханства раздвинулись, стали стабильными, и Казахстан вновь обрел свою былую мощь. А ведь прошло чуть больше по­49

лувека со дня Сан-Ташского сражения, когда окружающие народы и властители констати­ровали окончательное исчезновение казахов с просторов Великой Степи.

СКАЗАНИЕ О ЕСИМ ХАНЕ, ИЛИ

ШЕКСПИРОВСКИЕ СТРАСТИ

В КАЗАХСКОЙ СТЕПИ

Поражаюсь, как наши драматурги про­моргали этот исторический сюжет, он словно выкроен из нашего материала по лека­лам шекспировских трагедий.

Начнем с того, что Есим хан, брат Та­укеля, сын Шигай хана, согласно скудным хроникам и народной молве - один из выда­ющихся государственников на стыке XVI и XVII столетий, а собственно именно этим он интересен нам в первую очередь. Он словно бы подслушал у истории заветы своих пра­щуров, Керея и Жанибека, сведя почти на нет внешние угрозы и сумев добиться единения нации. Причем ему по странному стечению обстоятельств невероятными усилиями воли, ума, терпения, мужества пришлось преодоле­вать в ханстве внутренний раскол, усмирять неистовые распри, развернувшиеся в борьбе за ханский трон, который он занял по праву престолонаследия. История все расставляет по своим местам. Враги Есим хана остались в памяти веков лишь постольку, поскольку была врагами Есим хана. А он был сам по себе масштабной фигурой, и ханский трон пред­ставлял для него интерес лишь как возмож­ность улучшить дела в государстве. Для тех, кто этот трон из-под него вышибал (и вышиб на какое-то время!), власть была самоцелью, предметом тщеславия и, в общем-то, возмож­ностью для проявления своих самых низмен­ных страстей. Там были типичная узурпация власти, череда предательств, подлые удары в спину и беспринципность, возведенная в принцип. Такие в преданиях народа не оста­ются, о них народ легенды не слагает. Зато до наших времен дошло «Сказание о Есим хане» поэта-сказителя Жиембета Бортагашулы, бия и воина-батыра Младшего жуза. Плюс ко все­му: за полководческий талант, за храбрость и личное мужество, проявляемое в боях, молва нарекла его «Мужественный Есим» («Енсегей бойлы Ер Есим»). Добавим к этой характери­стике, что личная репутация была у него на втором плане, он мог ею пренебречь в инте­ресах общего дела. Это был гибкий поли­тик, умевший идти на компромисс, выжидать удобные моменты, чтобы нанести внезапный удар. В общем, здесь вновь хочется помянуть добрым словом Шигай хана, сумевшего то ли воспитать в сыновьях, то ли передать им на генетическом уровне таланты, столь нужные на государственном поприще.

Да, он был в свой час поднят на белой кошме. Но стали обнаруживаться самозван­цы. Одного из них удалось устранить доста­точно быстро, но следом появился второй, Турсун хан, правивший в Ташкенте и тоже объявивший себя главным ханом Казахско­го ханства. Якобы он был братом Есима, но именно - якобы. Источники называют его сы­ном Джалим-султана - тоже с неизвестным происхождением. Во всяком случае Турсун хан нуждался в легитимном признании его ха­ном, как того требовали «степные законы», а с легитимностью Турсуна было много сложнее. Правда, его поддержали аштарханиды, бухар­ские ханы. С ними все ясно, они были заинте­ресованы в ослаблении Казахстана. Им покоя не давало то, что Казахстан завладел присыр­дарьинскими городами и, естественно, борьба за их обладание вспыхнула с новой силой. По­тирала руки и оппозиция из числа «обижен­ных» султанов. Не все понятно и в поведении самого Есим хана. Кое кто из исследователей склонен обвинять его в непоследовательности и нерешительности. Там, где надо было дей­ствительно применить силу, он зачем-то зате­вал с непокорными султанами долгие и унизи­тельные переговоры.

Есим хан надолго исчезает в Моголистане, активно участвуя там в политических играх, пытаясь в то же время противостоять зародив­шемуся государству джунгар, точивших зубы на казахские земли. Между тем в самом Казах­стане, в его общественно-политическом миро­устройстве назрел целый ряд проблем, кото­50

рые требовали незамедлительного решения. Но для их решения требовался действительно государственный ум, каковым Турсун обладал в малой степени. Тем не менее, он ощутил себя всесильным владыкой и, нарушив согла­шение с Бухарой, устраивает на нее набеги. Начинается затяжная война. Что характерно: стоило воюющим сторонам достичь мирного соглашения, как его тут же вероломно нару­шал Турсун. В отличие от Есима, считавшего, что многие межгосударственные споры надо решать дипломатическим путем, Турсун, как и большинство восточных политиков того времени, главную ставку делал на силовое решение проблем. Удивительно, но Есим хан, сумев однажды объединить силы - с кем бы выдумали? - с Турсуном, совершил удачный поход на Андижан. Там уже намечалось некое подобие альянса, но Турсун оказался верен своей шакальей натуре. И когда Есим отпра­вился усмирять ойротов, участивших набеги на Казахское ханство, Турсун вероломно на­пал на Туркестан, где находилась ставка Еси­ма, устроил резню, захватил в заложники де­тей и жен Есима. Вот этого Есим простить ему уже не мог. Турсун кинулся искать союзников среди казахских султанов, но, по-видимому, у каждого из них многое накопилось по счетам к Турсуну. Псевдохана зарезали свои же при­ближенные. Народ шептался, что это кара не­бесная за его бесчисленные прегрешения. Ну чем не шекспировские страсти, тем более что все это совпадает с годами жизни великого драматурга, именно на эти годы приходится пик его творчества. Жаль, не дотянулся он до Шелкового пути и ограничился лишь Италией и Датским королевством, а то, глядишь, и по­явилась бы в мировой драматургии трагедия из жизни Степи, равновеликая «Ричарду III», «Королю Лиру» и «Макбету». Тут есть над чем поразмышлять.

Тем более что дальше происходит неви­данное в истории Казахстана. Как пишет в своем исследовании Ерлан Карин, «Есим, не­смотря на то, что когда-то был отрешен от вер­ховной власти и изгнан за пределы государ­ства, все же смог вернуться на политический Олимп», его вновь провозглашают ханом. Это еще раз подтверждает, пишет исследователь далее, некоторые особенности функциониро­вания власти в казахском обществе.

И вновь о драматургии. Акт второй или даже третий. Свалив с престола самозванца и вновь заняв престол на законных основани­ях, Есим хан устраивает грандиозную резню тех, кто был на стороне Турсуна. И в первую очередь тех, кто принадлежит к роду катаган, именно они оказали наибольшую поддержку узурпатору.

И вновь народ шептался в страхе: поду­мать только - уничтожить целый род по веле­нию одного человека, пусть даже это всесиль­ный хан! Что это? Злодеяние? Акт возмездия? Или государственная необходимость, дабы это послужило подданным уроком впредь. Так что белые одежды хана Есима как бы оба­грены невинной кровью. Не выйдет одними радужными красками начертать его портрет. Конечно, мы даем оценку деяниям ханов с нравственных позиций новейшего времени, чуть в большей степени подверженного гума­низму. Средневековье имело несколько иные установки. Быть может, учитывая их надо оценивать прошлое.

И все-таки - Есим хан не зря назван вели­ким государственником. Итогом его пребыва­ния у власти стало коренное реформирование политической системы Казахского ханства. Главенство закрытой элиты - торе, заменялось на главенство элиты открытого типа - биев и старшин, которые ограничили политические права чингизидов. Зато шире стали права об­щин и их руководителей. Все это было закре­плено в своеобразной конституции - «Eciм ханның есгі жолы» (Древний путь Есим хана), она была принята как дополнение к кодексу Касым хана. Четко определялись полномочия хана, биев и батыров, а также их взаимные обязанности и права. Высшей законодатель­ной властью по-прежнему оставался Масли­хат, в состав которого входили представите­ли казахских общин и наиболее влиятельные султаны. Маслихат собирался раз в год, как правило осенью - в Улытау, Туркестане или под Ташкентом. Изменился принцип выбора хана. Казахи перешли к наследованию ханско­51

го звания, и подобная практика существовала вплоть до начала XVIII века. Вместо улусной системы в начале XVII века была введена жу­зовая, когда все казахские земли были разде­лены между тремя хозяйственно-территори­альными объединениями - жузами. Во главе жузов стояли бии, руководители наиболее сильных и многочисленных групп общин. По существу вся власть находилась в их руках. И все это было сделано благодаря усилиям од­ного человека. Главная цель Есима - построе­ние единого государства с централизованной формой правления. Для него основой основ было главенство закона и законопослушание. Впоследствии его конституция станет краеу­гольным камнем для «Семи уложений» хана Тауке.

Резюме: Есим хан внес бесценный вклад в дальнейшее развитие государственности ка­захов, в правовую систему общества, в едине­ние всех политических сил.

ИСТОРИЯ НЕ ЗНАЕТ СОСЛАГАТЕЛЬНОГО НАКЛОНЕНИЯ, ИЛИ ОТ

КАКОГО НАСЛЕДИЯ МЫ

ХОТИМ ОТКАЗАТЬСЯ?

Пристальное вглядывание в эти лица, озаренные светом минувших эпох, в эти фигуры на авансцене истории, в эти ха­рактеры, способные на головокружительные взлеты духа, но и подверженные слабостям и страстям; попытка понять, что двигало их по­ступками в роковые часы для страны и народа, и невольный восторг, который испытываешь при соприкосновении с далеким прошлым От­ечества, не заглушают тревоги, которая рожда­ется в душе и которая, волей-неволей, ведет к горестным умозаключениям. Приходит умный хан в Казахскую степь, усмиряет межродовые распри, добивается единения нации, чтобы дать опор недругам, принимает новые долго­жданные законы, и народы окрест смотрят с опаскою и уважением на обретающее мощь Казахское ханство. Но стоит этому правителю уйти в мир иной, как распри разгораются с но­вою силой, каждый султан мнит себя ханом, а само ханство порою скукоживается до немыс­лимых еще вчера пределов, и завидущие руки соседних владык стремятся урвать кусок по­жирнее от казахской земли. И каждому, вновь поднятому на белой кошме хану приходится все начинать как бы с нуля. Нужны десятиле­тия, нужны упорство, терпение, мужество по­рою целой череды сменяющих друг друга на ханском троне владык, чтобы усмирить сепа­ратистские страсти внутри ханства, привести в чувство зарвавшихся султанов, вновь сделать самоочевидной мысль, что спасение от всеоб­щих бед в единении, лишь с его помощью мож­но умерить аппетиты врагов, в кольце которых во все времена была Казахская степь.

Даже если сто раз сказать слово «сахар», во рту слаще не будет. Мы воздаем должное заслугам Джангир хана, пришедшего на смену Есиму. Мы восхищаемся его полководческим даром. Но давайте вспомним, как трепали ему нервы «обиженные» султаны и бии, сколько взлетов и падений было у этого незаурядно­го правителя, казалось бы, уже признанного всей Степью верховным ханом. Ведь и его, как в свое время Есима, отрешали от власти. О, сколько сил он затратил, каких ему это стоило ухищрений - снова вернуться во власть.

Он тратил силы и время на эти подковер­ные игры, а джунгары между тем наседали. В 1643 году армада в 50 тысяч джунгар в очеред­ной раз вторглась в казахские пределы, оття­пала часть земель в южных и юго-восточных отрогах Тянь-Шаня. В анналы истории вошел подвиг Жангира, который с горсткой воинов в 600 человек дал сокрушительный отпор агрес­сору, вопреки тому, что джунгары были в по­давляющем большинстве. Но Жангир сумел переиграть врага по всем статьям. Во-первых, он направил ко двору джунгарского правителя вестника, чтобы заговорить зубы, оттянуть время и подготовиться к встрече с джунгар­ским воинством. Во-вторых, он сумел навя­зать им и место боя, и свою тактику его ве­52