Я вырос в небольшом прииртышском сельце, бывшем казачьем форпосте Пятерыжск. Пятерыжск стоит на правом высоком песчаном берегу Иртыша. За селом, в сторону Омска, Новосибирска, Павлодара стелются выжженные беспощадным солнцем степи. А под берегом, в пойме полноводной светлоструйной реки, настоящий оазис. Здесь зеленеют роскошные ковры заливных лугов, кудрявятся пойменные леса из ивняка и вербы.
Когда именно пятерыжцы начали возделывать свои огороды – не скажу, потому как нигде точной даты этого знаменательного события не сохранилось. Но выбрали для них основатели села самые замечательные места – сразу под крутым берегом, на влажной луговине. По одной версии, здесь когда-то, много лет назад, кочевавшие по степям казахи, договариваясь с казаками, ставили на зиму гурты своего скота. По другой, сами казаки ставили здесь на зимовку принадлежащих им коров, овец, лошадей, ухаживать за которыми нанимали бедняков-джатаков, то есть безлошадных казахов.
За десятилетия, а может, и за сотни лет, на обширных площадях скопился толстый слой навоза, превратившийся в перегной. И пятерыжцы стали разбивать на этих плодородных землях огороды: каждая семья имела по одному, а то и по два участка – это не считая картофельных полей, которые располагались в степи, на так называемой богаре. Без огорода было просто не выжить: в колхозные времена денег совсем не платили, в совхозные хоть и платили, но мало. А огород мог не только прокормить семью его владельца, но и быть стабильным источником побочного дохода: в пяти километрах от Пятерыжска, на той стороне реки, располагался крупный райцентр Иртышск. Вот на тамошнем базаре и сбывали продукцию со своих огородов многие пятерыжцы, выручая живую копейку, на которую можно было и приодеться, и купить городских продуктов, а также много чего нужного и полезного в хозяйстве.

Когда здесь появилась наша семья (в пятидесятые годы приехали из Татарстана по целинному набору), огороды представляли собой длинную, километра в два и шириной метров в 50-70, полосу разделенной на сотни участков черноземной земли. С внешней стороны этот гигантский огород по всему своему периметру имел сплошной забор, выстроенный каждым владельцем участка бог знает из чего. Где-то это были плетни из ивняка, где-то – частокол из жердей; у одних часть забора слеплена из каких-то длинных железяк от комбайновой жатки или сенокосилочных полотен, у других – из натянутых на вкопанные столбы колючей или обычной гладкой, от пресс-подборщиков, проволоки. Но все они смыкались в непрерывную линию, не позволяющую пасущимся неподалеку на лугах коровам с телятами, лошадям с жеребятами, свободно шляющимся в опасной близости от грядок свиньям проникнуть на заманчивую территорию, где буйствовала всякая вкусная зелень.
А за забором участки между собой ограждений уже не имели (за исключением отдельных случаев, когда соседи по какой-либо причине враждовали). Границами служили обычные межи, или как их еще называли здесь – борозды. Выращивали на своих огородах пятерыжцы обычно общие для всех культуры: огурцы, помидоры, морковь, редиску, лук, капусту. Ну а по желанию – редьку, репу, горох, перец, баклажаны, кабачки, тыкву. Климат здесь хоть и резко континентальный – сказывается близость Западной Сибири, но лето обычно длительное, жаркое. Созревать успевало все.
Но прежде чем вкусить урожай, надо было обеспечить под него задел. А это был очень тяжкий труд. Во-первых, весь огород по весне надо перелопатить, разбить на гряды с прокопкой дренажных борозд, удобрить навозом, свежим черноземом (потому что старый гумусный слой ежегодно истощался, вымывался), навезти песка под морковные и иные гряды. Все это доставлялось большей частью на конных повозках и сваливалось в кучи с внешней стороны изгороди - внутрь заехать было нельзя, - а затем в ведрах, мешках перетаскивалось уже на гряды. И хорошо, если твой участок ближний к изгороди – не так далеко носить. А если где-то посреди общего огорода? Надо было попыхтеть, прежде чем все это перетаскаешь, разложишь и разровняешь аккуратно по лункам под помидоры, огурцы, по грядкам под всякую зеленую мелочь.

Мы огородом обзавелись сразу, как только приехали в Пятерыжск. Тем более что и отцу, и матери огородничество было хорошо знакомо: там, в Татарстане, местное население занимается им с тех пор, когда еще правильно называлось булгарами. Помню, что мы меняли расположение своих огородных участков два или три раза (я имею в виду в Пятерыжске). И удачно так - всегда близко к внешней изгороди, так что далеко таскать все эти огородные ингредиенты не приходилось. Но когда надо носить ведра с песком и черноземом хоть и всего метров на двадцать-тридцать туда и обратно, однако при этом множество раз, начинаешь ненавидеть огород всеми фибрами своей юной души – а я эти ведра начал таскать, по-моему, даже раньше, чем школьный ранец, потому что был старшим сыном, - и чувствовать себя глубоко несчастным человеком. А если еще при этом на улице стоит страшная жара, а с Иртыша и облюбованных пятерыжцами для купания пойменных озер Малый взвоз, Две лесинки, Красненький песочек доносится визг и смех плещущихся ребятишек, почему-то находящихся в это время не на своих огородах, – все, это была вселенская трагедия!
Правда, я при этом совершенно не хотел взять в толк, что отцу с матерью куда тяжелее, чем мне, у них ведь была еще и своя основная работа: мама ухаживала за телятами, папа махал молотом в кузнице, и на огород они спешили в свое обеденное время или сразу после работы, вместо того чтобы отдохнуть. Но меня они жалели и всегда отпускали с огорода на часок-другой искупнуться. Покувыркавшись в воде до звона в ушах, до гусиных пупырышек на коже, я всегда честно возвращался к грядкам, чтобы с новыми силами вносить свою лепту в закладку продовольственного благополучия нашей семьи. Справедливости ради надо сказать, что когда один за одним подросли еще два моих брата и сестренка, а я сам накачал какие-никакие мускулишки к седьмому-восьмому классу, равномерно распределенные между нами огородные обязанности уже не казались такими тяжелыми и обременительными.

Высадкой мамой в лунки помидорной рассады, огуречных семечек, рассевом редисочных, морковных, укропных и прочих семян завершалась первая, самая тяжелая часть огородной страды. Начиналась следующая, не такая трудоемкая, но муторная: ежедневный полив всходов. Колодцы на огородах у каждого были свои, иногда на двоих хозяев. Они сооружались очень просто: посреди огорода выкапывалась прямоугольная яма высотой примерно в человеческий рост, а то и меньше. Здесь кругом били ключи, родники, и уже к утру следующего дня колодец был полон холоднущей и чистейшей родниковой воды (ее даже можно было пить, но до начала полива). Обычно содержимого колодца хватало на один вечерний полив (последние ведра вычерпывались уже с жижей). Наутро же он вновь бывал полон. В зарослях вокруг колодца обязательно жили лягушки, они спокойно плавали в этой ледяной воде, и, что удивительно, хоть бы одна чихнула! А еще на огороде из живности могли жить в своих вертикальных норках тарантулы. Эти огромные волосато-полосатые пауки, в сущности, были полезными и достаточно безобидными существами (если их, конечно, самих не обижать). Но уж больно страшными они были на вид, поэтому, обнаружив между грядками их норки, мы тут же выливали тарантулов водой и, стыдно теперь признаться, забивали лопатой или комьями земли.

Редкие передышки в поливе огородов давали дожди – они в Павлодарской области летом нечастые, но все же случаются. Все огородники в такие дни блаженствовали. Кроме двух придурковатых братьев А. Помню, как-то налетели тучи, загремел гром, вот-вот хлынет ливень. А братья несутся, спотыкаясь и гремя ведрами, к огородам.
- Вы куда, ребята? – спрашивают их редкие в этот момент на сельской улице прохожие.
- Надо успеть огород полить! – кричат братья на ходу. – А то сейчас дождь пойдет!
Да что с них взять – такие недозрелые чудики есть в каждой деревне. Братья даже считать не умели. И когда их спрашивали, сколько они, например, в этом году накопали картошки, отвечали, наморщив низкие лбы: «Полный угол!»
Впрочем, урожаи картошки, овощей у нас тогда действительно считали не килограммами и даже не центнерами, а мешками и… телегами не только эти придурковатые братья, но и все мои односельчане. Похвалялись между собой именно так: «Привез с поля три телеги картошки, снял с огорода две телеги помидоров и по телеге огурцов и капусты». Ну а где урожаи послабее, там считали уже на мешки и ведра.
Когда снимали овощи (обычно в сентябре), тогда село буквально вымирало, а вся двухкилометровая огородная полоса заполнялась весело гомонящими взрослыми и детьми. Огурцы, помидоры, морковь навалом грузили на телеги, тележки и везли в гору, по домам. В моем доме, как и в жилье всех моих односельчан, в такую пору негде было ступить: в сенцах высятся груды моркови, свеклы, редьки, репы, на кухне лежат горы огурцов, перца, лука, помидоры закатывают под кровати, в какие-то другие темные закутки (дозревать). Потом все это сортируется, засаливается, маринуется, опускается на зиму в погреба. А еще своего часа ждет капуста: ее начнут срубать по первым заморозкам. И это ведь не весь урожай: значительная часть была съедена за лето, продана на базаре…

Вот пишу эти строки, а самого обуревают ностальгические чувства: захотелось вновь в те времена, на свой огород, где я любил лакомиться пасленом (этот сорняк мы никогда не выпалывали, хотя мама и настаивала, а он в благодарность одаривал нас затем гроздьями иссиня-черных ягод с непередаваемым вкусом), где просто приятно было посидеть с братьями и отцом - это когда мы уже стали совсем взрослыми, - с бутылочкой среди буйства всякой плодоносящей зелени, похрупать после стопочки вымытой прямо в колодце редиской и морковкой, первыми огурчиками…
Но дважды в одну реку не ступишь. Нет уже моего отца, одного из братьев, да и семью нашу разметало по всему постсоветскому пространству. Я изредка бываю в родной деревне в Казахстане и с грустью вижу: она сегодня совсем не та, что была в моей юности. И от тех могучих огородов мало что осталось. Но отдельные клочки все равно возделываются. Значит, жизнь в моем Пятерыжске еще теплится. Это утешает.