Из интервью с ВикториейТокаревой Викторию Токареву можно отнести к тем немногим советским писателям, чья популярность осталась неизменной и в наши дни. Всенародная слава пришла к ней вместе с фильмами, для которых она написала сценарии: "Джентльмены удачи", "Мимино", "Шла собака по роялю" и другие. Кроме этого, Виктория Токарева - автор множества рассказов и повестей, издаваемых и переиздаваемых в последнее время огромными тиражами. Такая популярность не мешает ей оставаться простой и доступной в общении. На Форуме молодых писателей России, проходившем недавно в Москве, она была в центре внимания. - Вопрос который мучит многих начинающих - писателями рождаются или становятся? - Мне было лет 12 и мама прочитала как-то мне рассказ Чехова "Скрипка Ротшильда". И я помню что-то внутри меня произошло, включилось, видимо я тогда поняла, что кроме обычных слов на свете существует магия литературы. Михаил Задорнов рассказал мне, как в 1964 году, он, тогда еще очень молодой человек, пришел в гости к своей невесте. Она ему говорит: "Ты знаешь, я такой рассказ интересный в журнале нашла, "День без вранья" называется". Это был мой первый опубликованный рассказ. Они вместе легли в постель, и вместо того, чтобы заниматься любовью, стали читать. Задорнов прочитал, поднялся с кровати, сел за стол и стал писать, своей прозой я разбудила его в прямом и переносном смысле. Потом, когда прошло много лет и Миша Задорнов стал знаменитым писателем-юмористом, он привез мне в подарок огромную и очень дорогую картину, в благодарность за то, что я "подключила" его к "розетке" литературы. Потребность писать - это тоже инстинкт самосохранения, такой же мощный как любовь. - То есть вы сразу поняли, что будете писательницей - Нет, конечно. После школы я хотела поступить в медицинский институт, но меня не приняли, я получила тройку за сочинение. И чтобы хоть где-то учиться, поступила в музыкальное училище. Четыре года проучилась в ленинградском музучилище им. Римского-Корсакого. Я играла на фортепьяно, дирижировала хорами, пела и в конце концов поняла, что это "не моя чашка чаю", музыканта из меня не получится. Но зато знание музыки дало мне более объемное восприятие мира. Когда я приезжаю в какой-нибудь город, я закрываю глаза и пытаюсь услышать как этот город звучит. Музыка это самое абстрактное изо всех искусств, можно слушать музыку и думать о чем хочешь. Я очень часто ходила в консерваторию и под музыку обдумывала свои сюжеты. Потом я вышла замуж за москвича и стала работать учительницей музыки. Моя школа стояла на окраине Москвы, приходилось долго ехать на трамвае, потом идти пешком. Школа располагалась в старом деревянном доме, почти в избе. Это была настоящая городская окраина, большинство папаш моих учеников сидели по тюрьмам и лагерям. Мне был тогда 21 год, и я отличалась такой слабохарактерностью, такой вялой волей, что меня постоянно кусали собаки и не слушались дети. На моих уроках не было никакой дисциплины, для меня это было мучительно, я говорила себе, что так жить невозможно, уж лучше застрелиться. И решила резко изменить свою жизнь и стать актрисой. Я пошла в школу МХАТа, прочитала на прослушивании какую-то басню и монолог из Чехова. Преподаватель сказал мне: "Ваши способности стерильны, девушка, они равны нулю с тенденцией к минус единицы, идите-ка вы лучше домой". Я не поверила такому приговору, и добилась роли в фильме "Сумасшедшая". Этот фильм был забыт на другой день после выхода на экраны. Я играла современную журналистку, которая носилась на мотоцикле, с кем-то боролась, что-то там организовывала. Было довольно много съемочных дней. Я позвала на премьеру знакомых, соседей по дому, мой муж пригласил коллег с работы. Просмотр проходил в кинотеатре "Россия". Прошло пять минут фильма, полчаса, половина ленты, а меня все нет. Оказывается, когда режиссер посмотрел фильм то увидел, что там лишние 700 метров. И он их вырезал. В лишнее попала вся линия моей героини. Я появилась на экране только один раз, где-то там мелькнула моя пятка. И вот фильм закончился, все поднялись и стали расходиться. Мои ощущения - позор, разочарование, хотелось плакать. Я поняла, что режиссер может делать с фильмом все, что захочет. В тот же день я решила пойти во ВГИК на сценарный факультет: уж если я стану сценаристом, то никто не посмеет вырезать ни одной моей сцены! Один из первых фильмов который мы сделали вместе с Георгием Данелия был "Джентльмены удачи". Помните, там есть такой эпизод: переодетые в женщин идут Хмырь, Косой и Доцент. Впереди них девушка, Косой-Краморов спрашивает: "Девушка, девушка, как вас зовут?" и т.д. Я решила, что эту девушку сыграю сама. Приезжаем на ночные съемки, ко мне подходит второй режиссер и говорит: "Виктория, у вас такая модная меховая кепка, дайте ее нам на пять минут..." И вот я вижу, что съемки начались, идет красивая и молодая актриса в моей меховой кепке, и так навсегда уходит от меня моя мечта стать кинозвездой. А потом когда была премьера и люди хохотали до упаду над фильмом я окончательно решила: вот та роль, которую я буду играть в кино - я буду сценаристом. - Так сложилась судьба Токаревой-сценариста. А как обстояло дело с Токаревой-прозаиком? - На втором курсе ВГИКа я написала свой первый рассказ и отнесла его в журнал "Молодая гвардия". Замредактором там работал Александр Рекемчук. Захожу к нему в кабинет: "Я принесла рассказ". Он спросил: "А вы откуда?" Я растерялась: "С улицы". Рекемчук улыбнулся: "Ну вот так с улицы начнут все ко мне ходить, а работать когда? У нас есть отдел прозы, отнесите туда". Я растерялась еще больше, видимо ему стало меня жалко: "Ну ладно, давайте". Дня через три - звонок. Мы жили тогда в коммуналке. Иди к телефону, говорят мне соседи, там тебя какой-то мужик зовет. Это был Рекемчук. Он прочитал и сразу же позвонил. Рекемчук перевелся в столицу откуда-то с Севера, из Воркуты, что ли, и был человеком еще не испорченным, не разграбленным Москвой. Ему хватило доброты и внимания, чтобы будучи при должности, этот рассказ добросовестно прочитать, и увидев в нем что-то интересное, позвонить начинающему автору. Меня напечатали, тут же предложили издать книгу, вступить в Союз Писателей. Все произошло в пятницу, а журнал с рассказом вышел во вторник. Так за четыре дня определилась моя жизнь. С тех пор прошло очень много лет, но больше в моей жизни ничего не менялось: я по прежнему пишу сценарии и печатаю книги. - Федерико Феллини сказал о вас: "Какое доброе дарование. Она воспринимает жизнь не как испытание, а как благо"... - Сейчас расскажу как это было. Меня издавали в соцстранах, в том числе и в ГДР. И вот одному швейцарскому издателю попала моя повесть "Старая собака". Он в ту пору своей жизни переживал нечто похожее, описанное мной в повести, и решил во что бы то ни стало меня найти. В конце концов этот швейцарский издатель купил у меня авторские права, а до этого он купил права у Феллини, и решил нас свести в расчете, что если мы друг другу подойдем и мэтр снимет фильм по моему сценарию, то тогда издатель получит по 40 процентов с Феллини и с меня. Так я оказалась в Италии. Феллини был постоянно занят, на самом деле, наверное, ему не очень хотелось ехать куда-то разговаривать неизвестной ему писательницей из далекой России. Наконец мы встретились. Ему было 70 лет, у меня сложилось такое впечатление, что он уже слышал подступающую смерть, он умер через полгода после того как я его видела. Стояла сильная жара, мне запомнилась его синяя стариковская майка, и густые пучки волос, торчащие из ушей. Это был уже закат гения: пожилой, умный, грустный, рассеянный человек. Его лучшие картины остались далеко позади, он снимал рекламные ролики, денег на фильмы ему не давали. Феллини спросил меня: какие его фильмы мне больше всего нравятся? Я ответила: "Ночи Кабирии" и "Амаркорд". Он усмехнулся: "А-а-а, в "Ночах Кабирии" еще не была заметна моя шизофрения". "Да, да, да!" - запальчиво сказала я. "Достаточно одного "да", три это уже слишком", - ответил маэстро. Феллини умер от того, что подавился сыром и у него случился инсульт. В это же время заболела его жена Мазина, у нее обнаружили рак. Так получилось, что они умерли почти одновременно. - Вашу прозу любят за лиризм и добрый юмор, иногда немного грустный, за хороший мелодраматический настрой повествования. Вы по природе, видимо, веселый человек - Искандер сказал, что юмор - это способ выживания, и я с ним полностью согласна. - Вы разделяете литературу на женскую и мужскую? - Да, потому что наш мир поделен на мужчин и женщин, и это ведь неслучайно. Женщины тоньше чувствуют, они красивее, им так положено. Но, мне кажется, мужчины все делают лучше, чем женщины: лучшие повара - мужчины, лучшие кутюрье, портные, тоже они. Женская литература вся на одну тему. Эта тема называется тоска по идеалу. Как в народной чaстушке: "Грусть тоска меня берет, что не тот меня..." Любовь это та приманка, которую придумала природа, чтобы род человеческий не прекращался. Что еще можно сказать по этому поводу? Когда пишет мужчина - он смотрит на Бога, а когда пишет женщина - она смотрит на мужчину, вот в чем разница между мужской и женской литературой. На мой взгляд, Улицкая, Петрушевская и Татьяна Толстая - лучшие женские писательницы. Я спросила как-то Лилю Ахитжакову, что является твоей пусковой клавишей, заставляющей тебя играть? Она ответила: "Я жалуюсь". Творчество - это возможность исповедоваться, чтобы тебя поняли, пожалели. И у Петрушевской тоже спросила: "Почему ты пишешь?" Она сказала: "Иногда я испытываю такое отвращение к себе, что мне нужно сесть и доказать, что я не такая, а все-таки лучше". Я люблю Петрушевскую за то, как она отражает процесс "расчеловечивания". Как мне сказал бывший редактор "Огонька" Виталий Коротич: вы с Петрушевской настолько диаметрально противоположные, что вас бы слить в одну кастрюлю, перемешать, прокипятить, разлить по банкам, вот тогда это была бы идеальная проза. Петрушевская пишет "чернуху", которую невозможно выносить, но именно в этом я черпаю силы жить и работать. - По вашему опыту, в советские годы писатели жили лучше чем сейчас? - И тогда были проблемы, просто они имели иную форму. Помню в 1986 году нас с Айтматовым, Татьяной Толстой и Искандером пригласили на Франкфуртскую книжную ярмарку. И там на стендах я впервые увидела свои толстенные книги в глянцевых обложках на иностранных языках, красивые и цветные, как леденцы. Я была потрясена этим открытием. Подошла к представителю этого издательства и спросила: где мои деньги? "Как где? - отвечают, - Их забрало Всесоюзное агентство по авторским правам (ВААП). Возвращаемся домой, звоню в ВААП, а они мне отвечают: "Все правильно, вас издают за рубежом, но у нас ведь прогрессивный налог: чем больше писатель печатается, тем выше ставка, ваш налог с прибыли составил 80 процентов. Со Стругацких мы в этом году вообще взяли 102 процента". То есть получается, что Стругацкие еще и должны им остались! - Сейчас все любят составлять всевозможные рейтинги популярности. Ваш любимый современный писатель? - Я люблю прозу Сережи Довлатова, мне кажется что он сказал о нашем времени больше, чем кто бы то ни было. Несмотря на то, что его книги можно назвать "записками алкоголика" все равно у него наша жизнь отражена как ни у кого другого. Кто-то из западных критиков сказал о нем, что его книги не менее важны, чем книги Солженицына, просто герои Довлатова горят в более веселом аду. А вообще, я думаю, литература большая, место в ней хватит всем, как говорят китайцы: пусть цветут все цветы. - Ваша личная жизнь сложилась также удачно, как творческая? - Я уже где-то говорила, что, допустим, в Штатах стыдно быть неудачником, а у нас стыдно быть слишком удачливым человеком. У нас в семье три творца, я и Тодоровские, Тодоровский-младший мой зять. Когда в доме столько творческих личностей - это уже перебор. Иногда я думаю, лучше бы у меня были простые родственники из какой-нибудь деревни, приезжали бы раз в полгода в гости, привозили бы соленья, варенья. Я бы им читала, а они ими искренне восхищались. (Записал Владимир Токмаков) (Материал взят с сайта "Литературный ликбез": http://tbs.asu.ru/likbez/index.htm) |