Бриг получился как настоящий!
Почти два месяца кряду я мастерил его на балконе как одержимый, живя смутными надеждами покинуть свой «остров» и вернуться на родину. А теперь, когда бриг готов, я вдруг вижу, что это всего лишь красивая модель, стоящая на зеленом армейском ящике, точно памятник моей тоске.
Уткнув лицо в колени, я хочу представить море. Большое, разное. Но снаружи, во дворе, раздается треск мотоциклов, и мерзкий страх сковывает мои руки и ноги: мотобанда Черепа вновь приехала по мою душу! Как я ненавижу себя в эти минуты! Но поделать ничего не могу...
- Эй, ты, на балконе! – доносится сквозь рев мотоциклов, наматывающих круги по двору. – Выходи, гад! Все равно мы тебя достанем!..
Заткнув пальцами уши, я пытаюсь задуматься о своем горе, но лишь понимаю, что еще недавно я жил в другом мире, в родном городе у Куршского залива, где остался мой закадычный дружок Роберт, перед которым я, не стыдясь, мог открыть свою душу. А теперь всего этого нет. Все это мертво. Как сны, записанные на бумаге.
- Тут, сын, твоя историческая родина, - говорит мой отец, старый служака. – Сами высшие силы распорядились так, чтобы ты вернулся на родину своих дедов, и отныне твой отчий дом здесь, а не в чужом государстве, где ты волею судьбы родился...
Но я знаю – мой дом остался там, где прошло мое детство. Детство у моря. Где, быть может, еще цел шалаш, который мы с Робертом соорудили в дюнах в Гируляй – возле старого немецкого дота, глядящего на море узкой амбразурой. Там, на берегу, мы проводили летние дни, купаясь в море и питаясь жаренной на костре рыбой, которую ловили удочками с затопленной баржи, лежащей возле мола. Мы ели рыбу, точно моряки, потерпевшие кораблекрушение, и соленый ветер обдувал наши загорелые, разгоряченные огнем лица...
- Давай выходи гад! – вопит внизу Череп. – Ликвидация!
Уйти бы в лес, в дебри, упасть лицом в травы и раствориться в природе! Или броситься бы в реку, что ли? Заплыть на стремнину и дать себя отнести к светлому горизонту. Но вот беда: здесь поблизости нет ни леса, ни реки. А есть только городской заброшенный сад вагоноремонтного завода, где протекает ручей, превращенный в сточную канаву. Там, в этом парке, среди развалин аттракционов и собирается местная шпана во главе с вором по кличке Череп, недавно вернувшимся с «зоны». Этот Череп обещал замочить меня, так как я наотрез отказался выплачивать ему дань, которой он обложил подростков микрорайона. Я знаю, мне не миновать разборки, и драка с Черепом будет страшной: я пойду до конца! Терять мне нечего. Я потерял все, что любил: и друга, и море. Но не могу собраться с духом и выйти во двор. Вот и сейчас от гадливого чувства к себе мне хочется выть. Выть, как собаке, которую хозяева заперли на балконе, уехав навсегда.
- ... Я из тебя второго Квазимодо сделаю, уах – ха – ха, - заходится в истерическом смехе пьяный Череп.
...Квазимодо. Так они дразнят Юрку, моего двенадцатилетнего соседа, запуганного, забитого парнишку, родившегося с «заячьей» губой. Его балкон впритык с моим. Все дни, пока я мастерил бриг, Юрка торчал на балконе, наблюдая за моей работой. Вначале он раздражал меня, но постепенно я привык к этому тихому соглядатаю: мальчишка оказался смышленый, добрый. Надо было видеть, как он слушал мои морские истории, которые я выдумывал, вытачивая крохотные детали для такелажа парусника. В этих историях я выступал главным героем – капитаном брига. Этаким отважным морским волком. Юрка верил каждому моему слову и мог часами простаивать на своем балконе, глядя мне в рот своими большими чистыми, как морская вода, глазами. Но сейчас балкон его пуст. И я рад, что Юрка не видит моего унижения...
- Мы еще вернемся, щенок!..
Я слышу удаляющийся рев мотоциклов. Клубы пыли медленно оседают на землю двора, на низкорослые, корявые придорожные клены... Как душно! Ни ветерка. Город, окутанный знойным маревом, словно мираж. Но это, увы, реальность: чужой город, где мне отныне предстоит как – то существовать. Знать бы – зачем?
В тоске я вытягиваюсь на балконной плите в узком пространстве между стеной и зеленым ящиком, на котором застыл мой бриг с обвисшими парусами. Как хорошо, что я, наконец, один. И можно уйти в себя, в мир грез. Но где же все – таки Юрка? Впрочем, какое мне дело до него! Бедолага, наверное, собирает по кустам пустые бутылки, чтобы наскрести «дань» Черепу, а самому остаться голодным. Юркина мать, алкоголичка, совсем не заботится о своем сыне. А отца у него нет. Но что я – то могу поделать?
Мало – помалу мной овладевает странное ощущение, что я где – то далеко отсюда, в открытом океане. Мою лодку покачивает на волнах – вверх, вниз... Солнце печет голову. Я перегибаюсь через борт, чтобы намочить голову морской водой, и вижу внизу мертвый город, по улицам которого реками струится пыль. Мой балкон покачивается – вверх, вниз... В страхе я вскакиваю и бьюсь о балконную дверь, но она заперта изнутри. Я хватаю бриг и разбиваю им стекло – в пробоине показывается Череп, он тянет ко мне свои длинные в синих наколках руки и его липкие пальцы сдавливают мне горло...
- Нет... – пытаюсь вырваться я из его хватких рук. – О, нет!..
- Как нет? – цедит он сквозь сжатые гнилые зубы, и в его побелевших глазах я вижу свою смерть... И вдруг соскальзываю по наклонившейся балконной плите вниз – в бездну, белую, как молоко...
- Юрка?
На меня смотрит Юрка. Он в темных очках. Но нет – это не очки... Я резко сажусь. О, боже...
- Кто? – хриплю я. – Кто тебя так разукрасил? А, Юра?
Юрка молчит. Я трясу его за худые плечи:
- Кто?
- Череп... – расклеивает, наконец, свои спекшиеся губы Юрка.
- Вот что, Юра, - поднимаюсь я во весь рост. – Этот корабль – теперь твой. Да бери же ты, я не шучу, ну!
Юрка несмело принимает бриг и прижимает его к себе, видно, не веря в реальность происходящего: ведь я ни разу, ни разу не позволил ему коснуться парусника: боялся, что Юрка повредит сложный, хрупкий такелаж...
- Так, так... – бормочу я, доставая из ящика, где храню инструменты, молоток. – Жаль, конечно, что это не моя шпага, на которую я насадил столько негодяев, но ничего – молоток тоже сгодится.
Я прячу молоток под рубаху. Я спокоен. Даже весел. Застыв с кораблем, Юрка неотрывно смотрит на меня. Глаза совсем запухли, стали узкими, как у китайца.
- Ничего, Юра, - говорю я, тщательно завязывая шнурки на кроссовках. – Прорвемся. Кстати, ты не читал книжку «Остров сокровищ»? Нет? Не беда. Я сам прочту ее тебе. Как только вернусь. Замечательная книга! А ты иди пока, умойся. О’кей?
Но Юрка продолжает стоять, из глаз его вдруг выкатываются слезинки...
Сжимая под рубахой древко молотка, я сбегаю по лестнице вниз, в духоту, в зной. Город словно вымер. На улице ни души. По широкой пустой дороге я направляюсь в парк, откуда доносится треск мотоциклов. Перед глазами стоит Юркино лицо, обезображенное побоями, слезинка – бусинка, катящаяся по щеке... Мое сердце бьется где – то в горле. Но это не страх. Напротив – я жажду боя! И сокрушу Черепа. Я должен это сделать. Иначе, зачем мне быть? |
