Биарстан Ильюсимов, «Давным-давно, у истоков всех времён одарил мудрый Всевышний земные народы природными богатствами. И достались одним народам непроходимые леса, кладези ценной древесины, дичи и ягод, другим – полноводные реки, изобиловавшие рыбой, третьим – плодородные почвы, умножавшие всё посаженное в них в десятки раз. Казахам же достались сухие серые степи, песчаные пустыни да безбрежные небесные просторы. Но смиренный народ не возроптал на Бога, не стал укорять Его за то, что их дары оказались не столь щедрыми; наоборот, акыны в каждой своей песне славили Аллаха за то, что позволил Он их народу жить на этих прекрасных благодатных землях, позволил видеть, как восходит над ними солнце, как поднимается дымка над волнующимся ковыльным морем, позволил вдыхать его аромат, позволил почувствовать вкус свободы от стремительного бега быстроногого скакуна. Летела такая песня акына над степью, славила Всевышнего. И донеслись звуки этой песни до слуха самого Аллаха. Сжалился тогда Владыка мира над смиренным народом, покопался на дне своего опустевшего коржына и выгреб оттуда несколько камней. Кинула Рука эти камни, и упали те на севере земель, доставшихся во владение казахам. И выросли на том месте горы, покрытые сосновыми лесами. Вспомнил Всевышний ещё раз слова песни, что случайно услышал, и слеза умиления скатилась по Его щеке. Тихой звёздочкой слетела та слеза вниз, ударилась об острые края гор и мириадами новых капель разлетелась среди лесов. Так в тех краях появились многочисленные озёра...» Эта древняя легенда повествует о рождении, пожалуй, одного из самых красивых уголков на земле – о Боровом (или по-казахски Бурабай), курортном местечке на севере Казахстана. Есть у него и второе название, более поэтическое – Синегорье, или Кокшетау. Так окрестили эти края в народе в незапамятные времена. Фиолетовая дымка над вершинами гор ранним утром, тихий плеск воды об Каменный пляж, шум старых сосен – оказавшись здесь в первый раз, начинаешь верить, что действительно сам Господь благословил этот союз камня, воды, леса и неба. Позже, с века девятнадцатого или двадцатого, закрепился за Боровым ещё один эпитет – «Казахстанская Швейцария». Но любой, кто побывал здесь хоть единожды, скажет вам: Синегорье намного красочнее и прекраснее, чем Швейцария. Хотя бы из-за того, что родное. *** Много лет назад теплым летним вечером по кромке озера бежал маленький мальчик. Звонко смеясь, белокурый мальчуган бежал навстречу ласковому закату, и, казалось, в тот момент в мире не было ни одного человека, счастливее и радостнее этого босоного озорника. В прохладных брызгах воды вспыхивали крошечные радуги, мерно шелестели крупные зерна влажного песка, где-то вверху шумели старые сосны, а мальчик все бежал навстречу последним солнечным лучам и все никак не мог догнать уносившуюся на запад колесницу бога Ра. Этот мальчик и сейчас иногда гонится за солнцем. В редких счастливых снах из детства. В воспоминаниях о потерянной стране и оставшемся где-то позади беззаботно-сладком времени. Ему сегодняшнему скоро исполнится четверть века, а из окна его дома открывается серый урбанистический пейзаж, из которого лишь клочок ясного голубого неба, светящегося между соседними высотками, и имеет хоть какой-то смысл в этом бессмысленном, вечно куда-то опаздывающем мире примитивных вертикалей и горизонталей. Мы подружились, будучи школьниками. Неприметным январским утром наша школа была взбудоражена появлением в шестом классе нового ученика. Известие о «новеньком» мигом разлетелось по школьным коридорам, но так как я учился классом выше, то увидеть Александра в тот день мне не удалось; узнал я только, что его семья переехала откуда-то из Казахстана… Мы учились уже в старших классах, когда лёгкое приятельство переросло в крепкую дружбу. Именно тогда Александр рассказал мне, в каком живописном краю прошло его детство, как он скучает по нему и как мечтает вновь оказаться там. Картины Борового, книги и старые чёрно-белые фотографии, устные пересказы легенд и мифов – заочно в это необыкновенное место на земле влюбился и я. После окончания школы Боровое ещё несколько лет оставалось для нас далекой мечтой, маня и зовя к себе… *** Двое суток в вагоне скорого поезда, и вместо душного утреннего Саратова мы оказываемся в прохладном вечернем Петропавловске – крупном транспортном узле на самой северной оконечности Казахстана. Здесь нам предстоит пересадка, и здесь же впервые мы сталкиваемся с похожей на российскую, но уже иной действительностью – с немного другим укладом жизни, с немного другими правилами общения, с немного другим менталитетом. Трудно сказать, что в этом «немного другом» главнее – первая ли часть, подтверждающая истину, что все мы одинаковы, как бы ни старались подчеркнуть различия, или вторая, подчеркивающая тот факт, что все-таки мы разные. Диктор по вокзальному радио на двух языках, казахском и русском, приглашает гостей из ближнего зарубежья пройти на пограничный пункт, чтобы юридически узаконить своё пребывание на территории Казахстана. Миграционные карты получаем бесплатно в справочном бюро и тут же выбрасываем в урну другие – те, что заранее купили в поезде. Вообще, любые миграционные карты должны выдаваться бесплатно, по крайней мере, это касается передвижения пассажиров между Россией и Казахстаном, но наш российский проводник наотрез отказался проявлять «чудеса щедрости», предлагая нам эти карты у него купить. И поскольку мы пересекали границу впервые и не знали ещё всех тонкостей этого дела, пришлось подчиниться и отдать по сто рублей за заветные бумажки. Как оказалось, зря. В Петропавловске мы первым же делом посмеялись над нашей наивностью, мысленно пожелали «доброму» проводнику удачи и поспешили на погранпункт. Все надписи, объявления, вывески здесь дублируются на двух языках. Для гостей из России это очень удобно, не приходится лишний раз спрашивать, где находится то или иное учреждение. Что бы ни ждало русский язык в будущем, нынешнее его сохранение в статусе языка межнационального общения является весьма мудрым решением власти, поскольку имеет значимость не только практическую, облегчая во многом общение, но и политическую, предупреждая нежелательные процессы, которые могут начаться в обществе. Ещё, что поначалу удивляет в Петропавловске жителя европейской части России, путешествующего в Боровое, так это то, что Боровое здесь у всех на слуху. Помню, как провожали нас друзья в Саратове: - Вы куда? - Мы в Боровое. - А это где? В Петропавловске же проехать в Боровое вам предлагают на каждом шагу: таксисты, водители автобусов, проводницы. - Куда едете? - спрашивает нас миловидная казашка, вычислив двух молодых людей из толпы по растерянным взглядам и дорожным баулам. - В Боровое, - немного опешив, отвечаем мы. - Билеты есть? – интересуется девушка дальше. - Нет. - Тогда со мной поедете, - безапелляционно заключает наша собеседница. - На чём? – пытаемся мы прояснить ситуацию. - На поезде, - в голосе немного удивления, немного снисхождения. - Так нам надо пойти билеты купить, - совсем спешившись, хотим мы постичь правила игры. - Зачем? Мне заплатите, я – проводница. До Борового всего 800 тенге с человека. - Нет, мы впервые едем туда, поэтому хотелось бы всё это делать на более законных основаниях... - Да не бойтесь вы! - перебивает проводница. - Всё нормально будет! Восьмой вагон, вон алма-атинский на путях стоит... И тут же переходит на казахский, явно обращаясь только ко мне. - Нет, спасибо, всё-таки мы лучше купим билеты в кассе, - вежливо стараюсь я отказаться от таких услуг, одновременно давая понять, что владение казахским языком – не мой «конёк». - Ладно, как хочешь! Всё равно билет сейчас не купишь, - уже по-русски девушка желает мне напоследок удачи. Не успели мы попрощаться, как тут же со стороны подошла другая женщина, видимо, тоже проводница: - До Борового не желаете? 800 тенге с человека. До отъезда того самого алма-атинского нам ещё несколько раз поступают подобные предложения... Билеты на ближайшие рейсы мы действительно не купили, поэтому приходится идти на автовокзал. - Прямого рейса до Борового сегодня уже не будет, - отвечают нам в кассе, – но можно через полчаса уехать до Щучинска. (Щучинск – районный центр примерно двадцати километрах от Борового – прим. автора). - Хорошо, нам тогда два билета на этот рейс до Щучинска. - Билеты продаём по прибытию, если места будут, - окно кассы закрывается. К нашему счастью, через полчаса оно открывается. Почти уже в сумерках садимся в автобус. Неужели утром мы увидим Боровое? Короткая ночь в автобусе пролетает незаметно: летом здесь темнеет в двенадцатом часу, светает – в четвёртом. Поэтому, хоть за окном ничего и не разобрать, за редким исключением – смутные очертания придорожной лесополосы, спать не хочется. Да и близость цели волнует и будоражит сознание: неужели то, что ты сотни раз видел с картинок, фотографий, интернет-страниц, сможешь теперь увидеть собственными глазами?! Неужели вдохнёшь этот волшебный воздух, о котором столько читал?! Этот густой коктейль хвойного аромата, настоянный на влажном запахе озёрных вод?! Город Кокчетав, или Кокшетау – предпоследняя остановка на нашем пути в Боровое. Ночной город только что умылся дождем, отчего стал казаться моложе и чище. На автовокзале – двадцатиминутный таймаут. Я в предвкушении скорой встречи с мечтой выхожу на посадочную платформу, зову Александра выйти тоже. «Чувствуешь, - говорю, - хвойный запах уже здесь!» Александр принюхивается, немного морщится и честно признаётся, что кроме запаха бензина пока ничего не чувствует. И он прав. Воздуха Борового здесь ещё нет, но ощущение его близости наделяет ароматом сосновой смолы послегрозовой озон. ... Горы незаметно выплывают из рваных клочьев синего тумана. В предутренней полумгле рождается необыкновенное полотно, сложенное из двух частей: справа угадываются очертания степного пейзажа, а слева – гор, этих таинственных скал, овеянных ореолом народных сказаний и преданий. Нет, это не человеческое сознание наделяет горы Борового подобной мистической силой, они обладают ею в действительности. Не согласны? Купите поздно вечером в Петропавловске билет на автобус до Щучинска, чтобы утром убедиться в этом самостоятельно. А горы, едва показавшись, снова уплывают в туман. Где-то впереди острыми лучиками светятся огни Щучинска. Туман усиливается. Туманы – такая же неотъемлемая часть Борового, как и горы, озёра, леса. Если вы путешествуете в Боровое впервые, постарайтесь попасть сюда ранним утром – это самое лучшее время суток, чтобы начать очное знакомство. Туманы – вот что должно встречать вас в первую очередь. Они как нельзя лучше передают внутреннее настроение этого магического места. В туманном Щучинске, досматривавшем последние утренние сны, самые сладкие, не спали, наверное, только таксисты. Шустрый народ караулил прибытие последнего ночного рейса. - Куда едем, джигиты? – бойко спрашивает нас таксист-казах. - Пока никуда, - врем мы, чтобы немного насладиться последними минутами, когда цель ещё не достигнута, но уже невероятно близка. «Ожидание счастья слаще самого счастья». Но так как мы никуда не уходим, таксистам становится ясно, что путь наш не окончен. - В Бурабай, наверное, едете, - проявляет другой таксист чудеса проницательности. Мы одобрительно киваем головой, мол, угадал, молодец! После тёплого салона автобуса на прохладном свежем воздухе непреодолимо тянет зевать. - Поехали! Помогу квартиру сразу найти, - нас начинают атаковывать. - Сколько до Борового возьмёшь? – спрашиваем для приличия, чтобы поддержать диалог. - До Бурабая - тысячу тенге, - от таких расценок мы немного присвистываем. Решаем поторговаться. - Да мы из Петропавловска за 800 тенге приехали, так это, вон какое расстояние, всю ночь ехали! - Ну, здесь все берут за машину тысячу. - Нет, тогда мы лучше автобус подождём, - мы не сдаемся. - Да на автобусе немного сэкономите: билет до Бурабая стоит 400 тенге, за двоих 800 и заплатите. Мы поразмыслили: 200 тенге – не такая уж и большая экономия, однако вспомнили вовремя опыт напрасно купленных миграционных карт и решили всё-таки подождать открытия автовокзала, чтобы убедиться в правдивости чужих слов. Остальные пассажиры незаметно для нас растаяли в утреннем тумане, и мы остаёмся единственной лакомой целью для нескольких таксистов. От их назойливого внимания решаем спрятаться на железнодорожном вокзале. Двое самых настойчивых играют на добивание, следуют за нами. Возле железнодорожного вокзала – огромный билборд. С него улыбается лицо знакомого лыжника. «Владимир Смирнов – наша гордость», - гласит надпись рядом. Да, сопки и тропинки Борового породили не только легенды и сказки, но и воспитали олимпийского чемпиона, личность в чём-то тоже легендарную. ...Зимняя Олимпиада 1994 года в норвежском Лиллихаммере. Владимир Смирнов – один из фаворитов в лыжных гонках, но заветная золотая медаль никак не желает покориться ему. Каждый раз кто-то из соперников на доли секунды опережает Владимира Смирнова, и в его руках – медали другого достоинства. И вот настал последний день Олимпиады. Солнечное воскресенье. В программе последнего дня соревнований – заключительная дистанция у мужчин – лыжников. Самая сложная. Самая ответственная. 50 км классическим стилем. Для Владимира Смирнова – это и последнее столь значимое соревнование в его спортивной карьере. И последний шанс, наконец-то, стать олимпийским чемпионом в индивидуальной гонке. «Старт дан! Даже если Владимир Смирнов и не завоюет золото на этой дистанции, он всё равно в истории лыжного спорта останется навсегда великим спортсменом», - комментирует ход соревнования телевизионный обозреватель. Но разве тот, кто вырос как спортсмен среди гор Борового, может допустить такой исход борьбы? Владимир Смирнов с первых же километров захватывает лидерство. И до конца гонки не уступает его никому – ни стойким норвежцам, ни технически превосходно подготовленным финнам, ни дружным бойцам из австрийской сборной. Представляю, с каким волнением у телевизионных экранов следили за своим кумиром боровские мальчишки, лыжники тоже ещё те! Не знаю, вспоминал ли по ходу той гонки Владимир Смирнов боровские пейзажи. Думаю, что да... - Ну что?! Едем? Или будете тут околачиваться? – рядом снова вырастает фигура уже знакомого нам таксиста. Мы держим оборону до конца. Через полчаса тщетных преследований в воздухе растворяются и последние таксисты. Уже совсем светло. Исчезновение бойких таксистов легко объяснимо. Через несколько минут на посадочную платформу заруливает двухэтажный VOLVO. «Омск - Боровое» - читаем название рейса на лобовом стекле. - Сколько до Борового проезд стоит? – спрашиваем у водителя. - Восемьдесят. - Тенге или рублей? – после расценок на такси уточняем сразу наименование валюты, которой придется расплачиваться. Водитель немного недоумённо смотрит на нас, через секундную паузу отвечает: - Тенге, конечно... *** Шведская машина мягко скользит по влажному асфальту. Мимо проплывают последние дома Щучинска, и мы выезжаем на извилистую дорогу, которая ведёт в сказочную страну. Мой друг молчит, задумчиво смотрит в окно. В этот момент он вспоминает эпизод двенадцатилетней давности. ... Старый пазик недовольно зафыркал – сигнал для пассажиров: пора в путь. На платформе светловолосая женщина с уставшим взглядом, её пожилая мать и двое детей прощаются с друзьями. Торопливые объятия, поцелуи, слёзы взрослых – никто не знает, суждено ли будет увидеться вновь. Сын, одиннадцатилетний мальчишка, такой же светловолосый, как и мать, крепко, по-мужски жмёт руку своему другу, темноволосому Марату. Обычное рукопожатие, сколько раз они вот так приветствовали друг друга по утру или прощались после школы. Уезжающему мальчику совсем не грустно, ещё бы: предстоит далекое интересное путешествие, которое сулит столько приключений. Да и зачем грустить – скоро всё равно сюда вернёшься. И вот все пассажиры в автобусе. Дверь с шипением закрывается, и через пару мгновений под колёсами зашелестел асфальт. В окно русский мальчик наблюдает, как его казахский друг на велосипеде преследует автобус: тому приходится крутить педали всё быстрее, чтобы не отстать от набирающей скорость машины. Но старый пазик постепенно выигрывает это соревнование, фигура Марата становится всё меньше, меньше, и окончательно исчезает за поворотом. Позже, через несколько лет, эта картинка из далекого прошлого будет хранить для повзрослевшего Александра и теплоту первой дружбы, и горечь истины, что детство уходит безвозвратно: да, не скоро предстояло Александру вновь посетить малую родину... Через двенадцать лет Александр возвращается по той дороге, по которой уезжал мальчишкой из Борового. У этой дороги – собственное неповторимое лицо, как и у всего в этом краю. Интересна она тем, что на сравнительно коротком участке, длиной чуть меньше двадцати километров, вам предстоит преодолеть около тридцати крутых поворотов: едва заканчивается один, как тут же начинается другой. Серпантин шоссе вьётся через сосновый бор, который почти смыкает над ним свои хвойные лапы. В течение получаса (примерно столько времени занимает путь из Щучинска в Боровое) вы успеваете рассмотреть это сосновое великолепие, сложенное из разных цветов в три яруса: верхний ярус – царство сплошного зелёного цвета, под ним светятся нежно розовым стройные стволы хвойных красавиц, окрашенные у самого основания в строгость и элегантность чёрного цвета. То там, то здесь раскиданы немалой величины валуны, которые в сочетании с ковром из прошлогодней хвои подчёркивают ещё раз суровую красоту боровских окрестностей. Примерно на половине пути в просвете между верхушками сосен из тумана вырастает силуэт Синюхи – самой высокой точки Борового. С этого момента для человека, путешествующего сюда, время останавливается. Это удивительно, но, кажется, понятия времени здесь нет – горы плотным кольцом окружили лес и озёра и надёжно охраняют их от его посягательств. Последние повороты – и слева между деревьями показывается зеркальная гладь Боровского озера. Дорожный указатель гласит – Бурабай. Мы на месте. *** За двенадцать лет многое изменилось в Боровом, но и многое осталось прежним. Грозная величественность гор будет вызывать восхищение у людей, наверное, ещё не одно столетие. Крепко взявшись за руки, могущественной древней стеной окружили горы эту местность, охраняя покой соснового леса и прохладных озер от жаркого дыхания знойной степи и всеразрушающего течения времени. А время для человека в Боровом останавливается, прекращает свой стремительный бег. Именно такое странное ощущение рождается, когда выходишь тихим ранним утром на берег озера. Сладкий звук волн, плещущихся об валуны, крупными гроздями рассыпанных по берегу, не нарушает пока ни смех пришлых отдыхающих, ни рёв моторных лодок, ни музыка. На каменном пляже из людей – только несколько местных рыбаков, в почтительном молчании внимательно следящих за поплавками удочек. Густые хлопья облаков мягкой периной клубятся над вершиной Синюхи. Но помимо тех стен, что создала сама природа, за эти годы в Боровом выросли и новые. Сойдя с автобуса, мы первым делом спешим к бывшему дому Александра. Встреча с прошлым – для редкого человека такой момент не будет окрашен чувством трепетного волнения. Каким предстанет он, дом детства? Что изменилось? Что сохранилось? Да и, вообще, окажется ли дом на прежнем месте? Несколько лет назад дошёл слух, что дом снесли, а на том месте построили новый. Идём кратчайшим путем – переулками, огородами, пользуемся «народными» маршрутами. Есть в народе такая замечательная особенность - помимо основных дорог, улиц, протоптать дополнительно новые пути. И у каждой такой тропки – своя история появления и развития: эта давняя дорожка нужна, чтобы срезать угол, эта посвежее – чтобы быстрее добежать до дома, а та, кирпичиками умощенная – чтобы удобней скотину утром выгонять из подворья. И через двенадцать лет память Александра, вспомнив один из таких маршрутов детства, узнаёт каждый его изгиб, верно подсказывает направление. - Представляешь, - обращается ко мне друг, - эта тропинка сохранилась такой, какой я её запомнил. Да, да, и эта труба (мы перешагиваем через отопительную линию, проложенную по земле), и эти камни. А над посёлком только что прошёл дождь: крыши домов ещё мокрые, легкий утренний ветерок срывает с деревьев последние капли. Но, несмотря на это, грязи нет. Такова особенность боровских почв – сколько бы ни лил дождь, сквозь крупные зёрна песка вода моментально просачивается под землю. - Ты знаешь, - говорит Александр после очередного поворота, всматриваясь куда-то вдаль, - я, кажется, его вижу. Да, да, это его крыша! Представляешь, всё та же! Обходим ещё несколько поворотов, и мы возле бревенчатого дома с ярко-красной вывеской «Продам» на воротах. Правда, к дому подошли мы с задней двери; чтобы попасть во двор с парадного входа, придётся ещё немного обойти забор. - Вон там можно пройти, - указывает мне друг на узкий переулок. Однако сделать это оказывается затруднительной задачей: несколько шагов - и мы наталкиваемся на ограждение из металлической сетки. За ней – строительная площадка. Судя по уже возведённому, здесь предстоит красоваться двухэтажному коттеджу из красного кирпича. Несколько минут изучаем округу в надежде найти другой обход – видим, что обойти придётся ещё не один двор. Но и попав на противоположную сторону, где, как нам казалось, удастся выйти к парадному входу, нас ждало разочарование. Вокруг – сплошные заборы, один другого выше: кирпичные, металлические, каменные. За некоторыми даже не видно, что находится. - Всего этого не было, - рассказывает Александр, пока мы, видимо, нарушая границы чьих-то владений, перелезаем через груды строительного материала. – Здесь была улица, помню, гоняли по ней на велосипедах. Наши старания оказываются тщетными. Попасть во двор дома можно только через те ворота, у которых мы уже были – за прошедшие годы так называемый «чёрный» вход стал парадным. А там, где таковой был раньше, сегодня высится небольшой отель. Замечаем, что само слово «отель» написано по-английски без дубляжа на казахском или русском. Подобных этому отелю строений, будь то гостиница, пансионат или частный коттедж, в Боровом за последние годы появилось немало. Можно даже сказать, очень много. И если судить по количеству ещё ведущихся строек и по тем темпам, с какими они ведутся, в ближайшем будущем в их ряду ожидается солидное пополнение. Конечно, этот факт не может не радовать. Тех, для кого ведутся эти работы. У любой медали есть оборотная сторона. Новые солидные строения убивают облик прежнего Борового: тихого, по-домашнему уютного посёлка, жители которого – люди светлые и гостеприимные, готовые за небольшую плату, а иногда и безвозмездно, сдать вам комнату или летнюю пристройку. Естественно, что жизнь не стоит на месте, и рано или поздно Боровое должно обрести черты современного курорта с развитой инфраструктурой. Однако тогда оно вряд ли станет столь широко доступным. Земля в Боровом сегодня очень дорогая, отсюда – и высокие цены на недвижимость. Его стоимость исчисляется только в долларах. Тысячах долларов. Тот же бывший дом моего друга, выставленный ныне на продажу, стоит 85 тысяч долларов. Это – за деревянный срубленный дом, которому ещё требуется капитальный ремонт. Поэтому отдых в Боровом, грамотно и культурно организованный, смогут позволить себе люди лишь с очень высоким уровнем дохода. Для людей среднего достатка такой отдых окажется не по карману. Ориентируясь на складывающуюся обстановку, собственную ценовую политику выстраивают и частные квартиросдатчики. 2000 тенге в сутки с человека – такова средняя цена, которую нам предлагают. Дефицита в предложении нет – у немалой доли местного населения предоставление собственного жилья в аренду отдыхающим приносит основную часть дохода в семейный бюджет. И найти тех, кто с радостью сдаст вам комнату или частный домик, не составляет большого труда – женщины, дети, старики день и ночь дежурят на центральной площади, у магазинов, даже на въезде в посёлок, ожидая вновь прибывающих. Сдать комнату нам предлагают также продавцы, административные работники, просто прохожие, которых мы останавливаем, чтобы спросить дорогу. Обид за достаточно высокие расценки на жильё у «частника» быть не должно – люди элементарно пытаются выжить в новых условиях действительности, когда цены на продукты, коммунальные услуги зависят от цены всё той же земли. Многим из тех, кто сдаёт жильё, приходится одновременно совмещать несколько работ. Социальному размежеванию населения способствуют также и новые стены Борового, возводящиеся вокруг дорогих отелей и коттеджей. Для тех, кто остаётся внутри, праздник жизни только начинается: к их услугам самые комфортабельные номера и благоустроенные дома, самые лучшие места на пляже, самые экзотические кухни в многочисленных кафе и ресторанах. Одним словом, Эдем, подобно тому, как называется один из новоявленных отелей. Те же, кто остаётся снаружи, а это в основном и есть местные жители, всё чаще чувствуют себя обделёнными, обманутыми и забытыми. Они помнят, как совсем по-иному обстояли дела в Боровом каких-то два десятка лет назад. Курорт тогда был открыт действительно для самого широкого круга людей, дети беспрепятственно гоняли на велосипедах по всему посёлку, и вся береговая линия озёр была в их полном распоряжении: играй, купайся, загорай - только расти здоровым. Сегодня новые хозяева Борового строят стены не только внутри посёлка, отгораживая так называемые VIP – участки: самая живописная и уютная часть песчаного пляжа на Боровском озере обнесена забором. Огромная вывеска сообщает, что это территория платного пляжа. Пусть и небольшой, почти ничтожный, но кусочек детства у боровской ребятни отнят. И так обстоит дело не только с пляжем. Когда мы проходим мимо очередного шедевра современной архитектуры, какого-то продвинутого пансионата, Александр останавливает меня и показывает во двор этого здания. Там явно неплохо (и, видимо, за неплохое вознаграждение) поработали ландшафтные дизайнеры – участок стилизован под швейцарский пейзаж. Центром композиции является каменная россыпь, одна из тех, которые то тут, то там встречаются на территории посёлка. - Мы обожали это место, - с нотой грусти в голосе рассказывает мне друг. – Видишь, вон там небольшая пещерка? В ней мы часто прятались от дождя, часто играли в индейцев. Теперь эту крохотную пещерку, бывшую святыню для местной детворы, можно лишь наблюдать издалека. Играют же в ней другие дети, чьи родители в состоянии оплатить проживание своих чад в подобном месте. Из таких вот, казалось бы, вещей незаметных, обыденных и складывается общая грустная картина умирания прежнего Борового. И одно дело – видеть это стороннему наблюдателю, другое – тому, кто здесь родился и прожил всю жизнь. Жизнь многих из них похожа на существование «по инерции», это те, у кого еще хватает сил работать в нескольких местах, вести хозяйство. В жизни многих других происходит трансформация, часто – по похожему сценарию: дети разъезжаются, хозяйство приходит в упадок, пустоту бытия всё чаще заполняет бутылка водки и затем следует, как правило, уход «на дно». В доме, который так дорог Александру, сейчас живёт семья их бывших соседей, которые, собственно, и выкупили половину их дома двенадцать лет назад. Потерпев неудачу с поиском парадного входа, теперь уже тоже бывшего, мы возвращаемся к тем самым воротам, на которых красной краской выведено слово «Продам». Почти одновременно с нами у ворот оказывается и хозяин дома, возвращающийся с ночной вахты. Сутулый, совсем седой мужчина, немного прихрамывая, уставшей походкой приближается к нам. В первый момент принимает нас, видимо, за желающих снять жильё. В грустных глазах читаем немой вопрос, мол, вам чего? Александр узнаёт в этом человеке дядю Серёжу, статного, видного мужчину, каким он запомнил своего соседа. - Дядя Серёжа, здорово! – начинает разговор Александр. Дядя Серёжа подаёт руку, здоровается, но явно не признаёт «незнакомца». - Я – сын Виктора Александровича, - предвосхищает ситуацию мой друг. - А, так это ты так вымахал?! – в голосе дяди Серёжи, однако, ни капли удивления, ни капли волнения. Лишь усталость. – Ну, как там отец? Мать? И через пару реплик звучит вполне закономерный вопрос: - Жильё надо? Поселяемся у дяди Серёжи в летней пристройке к дому. Вежливо интересуемся, какова цена предложения – рыночные отношения диктуют новые правила соседского этикета. К нашему счастью, дядя Серёжа оказывается человеком старой закалки и предлагает нам пожить у него бесплатно. Сергей Степанович Половнёв – типичный пример тех, кто живёт «по инерции». Усталость, разочарование, временами даже безразличие - так можно охарактеризовать его нынешнее внутреннее состояние. Он производит впечатление человека, ждавшего чего-то светлого, но обманутого в своих ожиданиях, оттого – потерявшего вкус к жизни. В доме царит «чемоданное» настроение, хотя сам Сергей Степанович, наверное, осознаёт для себя то, что, вероятнее всего, никуда отсюда не уедет. - Ну а в Россию не хотите уехать? – спрашиваем его за вечерним разговором. - Да жил я там год! - машет рукой дядя Серёжа. – Только зачем мне она, Россия?! Здесь родился, здесь и помру. Дом на продажу Сергей Степанович выставил, поддавшись влиянию настроения, царящего среди изрядной части населения – дома продаются по всему посёлку. Вариантов – хоть отбавляй: квартира в многоэтажном доме, маленький домик на «кучугуре», благоустроенный коттедж. С балкона одной из квартир, выходящих окнами на центральную площадь, вывешен огромный плакат: «Продаю или меняю на Астану». Дальше – телефон для заинтересовавшихся. Такая почти повальная распродажа создаёт у приезжего человека впечатление, что «на чемоданах» сидит весь посёлок. Начинаешь подмечать, что практически нигде не видно следов нормальной размеренной жизни: не сушится бельё на веревках, не видно в окнах занавесов, цветов. Пошли в один из вечеров проведать старого приятеля Александра, Олега. Заходим в тёмный подъезд, поднимаемся по лестнице на второй этаж. Звоним. За дверью – тишина. Звоним ещё раз. Результат – тот же. Решаем поинтересоваться у соседей, что тут да как. Дверь открывает мужчина славянской внешности. Приветствуем, объясняем причину беспокойства. - Ой, да так они ж уж сколько лет назад уехали! – отвечает нам мужчина. - А куда? - Да то ли на Украину, то ли ещё куда (Олег – украинец по национальности – прим. автора). Слушайте, заходите, я вам через окно дом покажу, там их родственники живут – может, они точно знают. Проходим в дом, повсюду стоят упакованные ящики, дорожные сумки, чемоданы. Хозяин дома извиняется за обстановку, поясняет причину – предстоит переезд. Узнав, где живут родственники, которые нам могут помочь, спешим туда. У калитки нас встречает молодой человек, взгляд – такой же, как у Сергея Степановича. - Есть у меня их адрес, - обрадовал нас двоюродный дядя Олега, - только приходите за ним завтра в это же время. Мне надо найти, в каком ящике он находится, – переезжаем. Как и двенадцать лет назад, уезжает в основном население славянского происхождения. Может быть, связано это с тем, что новые стены Борового незримо вырастают не только между богатыми и бедными, но и между теми, кто представляет коренной этнос, и теми, кто его не представляет. Невидимые границы чувствуются хотя бы потому, что редко увидишь, чтобы казахи и русские отдыхали в одной компании. Особенно чётко такое разделение проявляется среди молодёжи: казахские девушки и юноши предпочитают знакомиться с представителями своей национальности, русские – с представителями своей. Агрессии по отношению к «другим», слава Богу, никто не проявляет, но кто знает, чем может закончиться подобный процесс разделения, начавшийся после распада Союза. - Мы с казахами живём мирно, - рассказывает нам баба Галя, ещё одна знакомая, оставшаяся жить в Боровом, - но всё это благодаря Назарабаеву. Вообще, это – святой человек, мы на него молимся. Дай Бог ему здоровья и долгих лет. Потому что пока Назарбаев – президент, будет покой и порядок. Уйдёт он – Бог знает, что может начаться. Назарбаев действительно выступает сегодня гарантом спокойствия и процветания Казахстана, мирного существования казахов, русских, немцев, украинцев... Авторитет его огромен и неоспорим, как среди коренного населения, так и среди тех, кто представляет иные этносы. Заслуженным уважением пользуется он и за пределами Казахстана: его любят российские казахи, его признают истинным другом и надёжным партнёром в Кремле. Отношения между Россией и Казахстаном – самые тёплые и самые добрососедские: границы - прозрачные, спутники – общие, а президенты легко могут договориться по любому вопросу и с удовольствием гостят друг у друга. Так, благодаря такой договоренности жителю России, решившему пересечь границу Казахстана, не нужно оформлять загранпаспорт, достаточно его общегражданского. Но Казахстан, помимо того, что является хорошим соседом России, одновременно - и часть Азии, с ее азиатским взглядом на мир, в котором сильны ещё традиции патриархального склада жизни. Перенеся столицу из Алма-Аты в Астану, Назарбаев преследовал не только практические цели, заключающиеся в том, чтобы спрятать столицу в глубине страны, подальше от нестабильных южных границ, но и политические, состоящие в демонстрации всему мировому сообществу главного вектора, по которому будет двигаться страна под его управлением. Однако этим Президент Казахстана сильно ударил по самолюбию тех властных кланов, которые придерживаются мнения, что Казахстан должен быстрее интегрироваться в азиатский регион. И если последние придут к власти, неизвестно, смогут ли они, как Назарбаев, поддерживать мир и порядок в стране, где преобладает восточный менталитет. Если дядя Сережа – типичный пример живущих «по инерции», то дядя Ваня – из тех, кто не смог приспособиться к новому распорядку вещей. Из всех знакомых, кого мы собирались навестить, дядю Ваню искали дольше остальных. Одни прохожие, которых мы останавливали, его помнили, но не могли ответить, где он сейчас живёт, другие совсем не могли припомнить такого человека. Наконец, нам повезло: - Дядя Ваня нужен? – переспрашивает нас прохожая женщина, отгоняя гусей во двор. - Так он нынче вон в том доме живёт, на повороте. Указывает нам на крышу, старым гнилым шифером чернеющую среди деревьев. Идём туда. Мы готовились увидеть другую картину, готовы были уже к тому, что не найдём дядю Ваню, но действительность оказалась ещё более жестокой. Старый полуразрушенный дом из самана, ни единого намека на забор, на хоть какой-нибудь приусадебный участок. Вокруг – густые заросли сорной травы. Возле дома – каркас старой кровати, на жалком подобии бельевой веревки сушатся замусоленные фуфайки. Из дверного проёма выскакивает шавка, с лаем кидается на нас. За ней выбегает ребёнок: из-за копны грязных волос, лохмотьев, надетых на него, трудно понять, девочка это, или мальчик. Ребёнок пару секунд хмуро изучает нас и скрывается в сумраке дома. Шавка продолжает надрываться. - Не бойтесь, не куснёт, - сиплым прокуренным голосом успокаивает нас девушка, появившаяся через некоторое время. – Чего вам? Узнав, что мы ищем дядю Ваню, девушка сонным кивком головы приглашает нас внутрь. Видимо, с похмелья, догадываемся мы. Глаза после улицы долго не могут привыкнуть к полусумраку, поселившемуся в доме. Мы просим включить свет. - Нет у нас света, - спокойно отвечает девушка. – Дядь Вань, к тебе пришли. В первые минуты встречи дядю Ваню охватывает состояние, отдалённо похожее на радость: неужели его ещё кто-то помнит? Он признаёт Александра, обнимает его. Но радость вскоре тухнет, и перед нами – совсем спившийся старик в обстановке полного упадка домашнего хозяйства: повсюду - грязная посуда, на столе -неубранные крошки, в воздухе – запах табака и перегара. В такой ситуаци |