С тех пор, как на улице, где проживал Тихомиров, начали пасти гусей, на душе его не стало покоя. Он жил в доме один. В маленьком поселке работы для бывшего газетчика не нашлось. Целыми днями он проводил за письменным столом и, увлеченный идеей написать книгу и тем самым заработать на жизнь, сосредоточенно что-то сочинял. Но он не мог творить, когда ему мешали или когда припекала жара. Когда температура превышала сорок градусов, его клонило ко сну. Работа в огороде, по хозяйству казалась ему той повседневной нудной серостью, на которую не стоило тратить время. Поэтому двор его оставался неухоженным, поросшим травой, а в огороде кроме нескольких рядов кукурузы, не требующих особого внимания, ничего не росло.
Узенькая улица, по обеим сторонам которой тянулись огороды и недостроенные дома, была для домашних животных в летнее время удобным пастбищем, особенно тогда, когда начинался полив, и арыки по краю улицы наполнялись доверху водой. Для тридцати гусей, появившихся здесь пару дней назад, по-видимому, это было райское местечко! Какое это было зрелище, когда они шли все вместе, ковыляя, сверкая своей белизной! Тогда за этим белоголовым стадом приглядывали дети, однако сегодня не было никого.
Гуси, эти тупоголовые птицы, разбрелись в разные стороны: кто в чужой двор, кто в чужой огород. Среди них были молодые, худенькие и чуть постарше, пожирнее, окраса больше белого, чем серого. Они жадно щипали траву, беспрестанно издавая звуки, напоминающие улюлюканье и гогот.
И пока Тихомиров спал, мерно посапывая в уютной комнате, несколько гусей прошли в его огород. Попасть туда им не составило особого труда, так как вместо прочного забора, какой бывает в богатых домах, вокруг участка Тихомирова была натянута проволока. Доходы нашего героя были практически сведены к нулю, и превратить свой участок в надежную крепость он не имел возможности.
Увидев непрошенных гостей, он страшно разозлился. Не потому, что птицы, не поднимая голов, щипали сорняки в огороде. По всему двору эти птицы оставили зеленый помет. Но более всего его возмущала мысль о том, что в то время как он тревожился за свою собственность, хозяева гусей беззаботно занимались своими делами.
- Какая наглость! Оставлять своих гусей на улице и не смотреть за ними. Некому проучить таких хозяев! -возмущался Тихомиров.
И тут он вспомнил своего бывшего соседа Громогласова, который
( мир его праху!), в буквальном смысле не пускал на свою улицу ни одного чужого животного. Тучный, огромного телосложения, он пас небольшое количество овец. Вольготно было его овцам одним на пустынной улице! Тем не менее никогда их без присмотра не оставлял, ходил за ними по пятам и носил с собой маленькую деревянную табуреточку, на которую присаживался, едва почувствовав усталость в ногах. Бывало, завидев издали какое-нибудь животное, он начинал кричать и обливать руганью хозяев таким громким басом, что слышно его было далеко вокруг. Верный страж порядка обеспечивал Тихомирову блаженный покой. Он отдыхал и душой, и телом, ни за что не переживая.
В этот день стояла знойная жара, обычная для этих мест. Видимо потому, на улице не было ни души. При взгляде на гуся, отбившегося от стада, в голове Тихомирова внезапно промелькнула мысль. «А что, если свернуть ему шею? Какой жирное и вкусное получилось бы мясо…» Он закрыл глаза, и представил очищенную и уже запеченную тушку гуся. И от- того, что давно не пробовал свежеприготовленной гусятины, проглотил слюну.
Соблазн был так велик, что он забежал в дом, заметался по комнате в поисках ножа, затем, выйдя вновь, воровато оглянулся вокруг. «Никого!» Гусь, ни о чем не подозревая, продолжал щипать траву в пяти-шести метрах от Тихомирова. «Напасть! Схватить! Сжать крепко клюв, так, чтобы не закричал, и унести за дом!- разрабатывал мысленно свой план Тихомиров.- Ну а потом по горлу, да так чтобы враз, без шумаА вдруг...» При следующей мысли на лбу его выступили холодные испаринки пота. А вдруг его начнут искать хозяева? Кровь, пух, запах вареного мяса – все это непременно выдаст и тогда… Боже мой!» Тихомиров боялся даже представить себе, что будет потом. Страх быть наказанным, боязнь возможного конфликта остановили его. К тому же он был набожным и свое намерение в конце концов посчитал грехом.
Он прогнал гуся за ограду, вернулся в дом и, кряхтя, сел за письменный стол, стараясь забыть о происшедшем. «Какой я все же молодец,- думал он, облегченно вздыхая.- Не совершил зла, устоял. Какие мудренные ситуации подбрасывает нам жизнь, проверяет…» . |
