 Вера Ляховская, Алматы
Журналист Эдуард Джилкибаев, на писательском поприще выступающий как Константин Кешин, не так давно представил очередное свое произведение. «Пушкинская тетрадь» – так называется книга эссе, посвященная одному из наиболее зрелых произведений великого поэта, его «Маленьким трагедиям».
Известия-Казахстан: О Пушкине и его стихах, о его прозе и драматургии написаны тома и тома. Как вы решились войти в этот бесконечный поток исследований и размышлений?
Константин Кешин: Зову на помощь современного классика, также русского поэта – Александра Твардовского. Он говорил: «Очень многим свойственно полагать: я-то понимаю и люблю Пушкина, как это никому не дано больше. Но именно это чувство способно заставить нас высказать с горячностью первооткрывателя вещи, вполне ясные…». Так вот, как раз вера в то, что мои раздумья самостоятельны, никого не повторяют, зато открывают некие незнакомые, не всегда, правда, ясные и прозрачные и тем не менее прекрасные дороги к Пушкину, помогла мне поделиться с читателями моим пониманием великого поэта.
И-К: Как долго продолжалась работа над «Пушкинской тетрадью»?
Кешин: Она началась во времена незапамятные, в младшие школьные годы, когда, естественно, ни о какой книге на столь сокровенную тему и не помышлялось. Помню огромное пространство городского зимнего двора, помню себя в одиночестве, поскольку отец и мать с утра до вечера на работе. Возникла тоненькая книжка в бумажной обложке с именем, конечно, известным, на слуху, попались на глаза стихи «Пью за здравие Мери, Милой Мери моей, Тихо запер я двери И один, без гостей, Пью за здравие Мери». И необыкновенная нежность пополам со светлой печалью врезались в память и в жизнь навсегда.
И-К: Но в «Пушкинской тетради» вы ни словом не упоминаете о «милой Мери». Вам интересны Моцарт, Сальери, Вальсингам, Дон Гуан…
Кешин: Все эти персонажи, так сказать, фигуранты «болдинского» выбора. Они из «Маленьких трагедий», а написаны эти «драматические опыты» Пушкиным в осенние месяцы 1830 года, когда поэт пребывал в наследственном сельце Болдино, в заточении холерного карантина. Этот взрыв вдохновения потрясает до сих пор, поразил он и меня роскошным изобилием великих стихов и великой прозы. Три года спустя судьба вновь привела поэта в Болдино, и тогда он, взявшись сначала за перевод по-возрожденчески грубой и откровенной пьесы Шекспира «Мера за меру», текст английского классика отложил в сторону, а по мотивам пьесы, не отрывая пера от бумаги, сочинил замечательную поэму «Анджело». Разбор поэмы и четырех «маленьких трагедий» и составил мою «Пушкинскую тетрадь».
И-К: Вы известны как прозаик, читатели знают вас также по рецензиям на книги, спектакли и концерты. Расскажите о ваших книгах. И как вы сами себя чувствуете, когда пишут и говорят о вас, о ваших произведениях?
Кешин: Придется опять звать на помощь классика. На этот раз Константина Паустовского: «Обычно писатель знает себя лучше, чем критики и литературоведы». Однако почему читательское внимание дорого и необходимо? Когда ты думаешь о читателе, конечно, умном, проницательном, строгом и доброжелательном, поневоле работаешь на интеллектуальном и эмоциональном пределе. И очень согревают душу добрые, сочувственные отзывы, к примеру, поэтов Бахыта Кенжеева и Евгения Рейна. Возникают такие крупномасштабные замыслы, такие дерзновенные, что просто дух захватывает. И решимости полно, и накал вдохновения не ослабевает. Моим дебютом в прозе стал небольшой сборник «Мартовский снег», куда кроме рассказов вошла повесть «Ореховый сад». Потом последовали «Долгая работа», «Собственность автора» (воспоминания о художнике Павле Зальцмане, поэтах Тамаре Мадзигон и Людмиле Лезиной, эссе о женщинах пушкинского круга, очерк «Безбрежный Париж»), повесть «Любовь хулигана. Сергей Есенин и Августа Миклашевская» (это произведение, вышедшее вначале в Москве, а после в Астане, печаталось также в журналах «Простор», «Нива» и «Сибирские огни»). Не так давно в моем переводе вышла превосходная, огромного душевного тепла повесть Уильяма Сарояна «Папа, ты – чудак».
И-К: Возвращаясь к Пушкину…
Кешин: …следует сказать, что при произнесении одного только имени поэта словно светлеет пространство точь-в-точь по его повелительной строке: «Да скроется тьма!». Мне бы хотелось его образцовое творческое наследие, нравственное и прекрасное, назвать «Галактикой Пушкина» – настолько оно нескончаемо и дарит все новые и новые открытия и заветы. В стихах и прозе Пушкина можно обрести надежную защиту в наших бедах и тревогах, верный выбор жизненной судьбы, уроки высокой русской речи, наконец, бессмертную, вечную красоту прелестной юности и многоопытной зрелости.
http://www.izvestia.kz/news.php?date=11-01-11&number=6 |
