Главная | Регистрация | Вход
...
Поделиться
Меню сайта
Категории раздела
Наследие [59]
Биографии писателей
Наши современники [98]
Биографии писателей
Наши гости [3]
Литературная школа Алматы [2]
Наша библиотечка [37]
Соотечественники [60]
Виртуальный альманах. Черновик.
Журнал "Нива" [11]
Наше творчество [0]
Новые материалв
[05.03.2007][Проза]
Вовка (2)
[05.03.2007][Проза]
Тайна старинного портрета (0)
[05.03.2007][Проза]
Моя вторая половинка. (1)
[05.03.2007][Проза]
Индикатор любви (0)
[23.03.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Дешифратор сигналов (0)
[23.03.2007][Дайджест прессы. Россия.]
ГОГОЛЬ, УКРАИНА И РОССИЯ (0)
[23.03.2007][Проза]
НЕ О ЛЮБВИ (0)
[04.04.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Продолжение следует... (0)
[04.04.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Карнавал в вихре красок (1)
[05.04.2007][Проза]
Мечтатель (0)
Вход на сайт
Поиск
Теги
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Друзья сайта

Академия сказочных наук

  • Театр.kz

  • /li>
  • Главная » Файлы » Наследие

    Творчество и биография Л.Н. Мартынова
    16.09.2007, 04:19

    Доклад на тему: «Творчество и биография Л.Н. Мартынова»   Выполнила: ученица 11а класса Мухаметзянова А.Р.  Проверила: Петросян И.А.
     

       Мартынов Леонид Николаевич (1905 - 1980), поэт, переводчик.
    Родился 9 мая (22 н.с.) в Омске.
    Из семьи Н.И.Мартынова, инженера-строителя железных  дорог,  потомка  “мещан
    Мартыновых, ведущих начало от деда своего офени, владимирского  коробейника-
    книгоноши  Мартына  Лощилина”  (“Воздушные  фрегаты”).  М.Г.Збарская,   мать
    поэта, привила сыну любовь к чтению, к искусству. В отрочестве М.  увлекался
    чтением неоромантической литературы (А. Конан Дойль, Дж. Лондон,  А.  Грин),
    серьезно изучал  географию  и  геологию,  интересовался  “техникой  в  самом
    широком  смысле  этого  слова”  и  фольклором  Сибири.   Учился   в   Омской
    классической гимназии, но курс не окончил: учеба была прервана революцией.
    Еще не закончив среднюю школу, Мартынов активно сотрудничал  в  трех  омских
    газетах - "Рабочий путь", железнодорожной - "Сигнал" и "Сибирском  воднике".
    Работая над заметками, хрониками, библиографией  и  происшествиями,  он  все
    больше увлекался сочинением стихов  на  самые  разные  темы  -  современные,
    исторические, лирические.  Его  первые  стихи  были  напечатаны  в  1921.  В
    качестве корреспондента газет и журналов  Мартынов  в  1920  -  30  объездил
    Сибирь и Среднюю Азию.
    В 1920-м присоединился к группе омских футуристов, “художников,  артистов  и
    поэтов”, которую возглавлял местный “король писателей” А.С.Сорокин.  С  1921
    начал публиковать заметки в омской газете “Рабочий путь” и стихи  в  местных
    журналах, позднее - в  ж.  “Сибирские  огни”.  Вскоре  отправился  в  Москву
    поступать во ВХУТЕМАС, где попал в круг близких по духу молодых  художников-
    авангардистов. Однако малярия и голод заставили Мартынова  вернуться  домой.
    В   Омске   поэт   продолжал   заниматься   самообразованием,   вернулся   к
    журналистской  деятельности  и  активному  участию  в  художественной  жизни
    города. Выполняя редакционные поручения, ездил по Сибири. Он  несколько  раз
    пересек южные степи по трассе будущего  Турксиба,  исследовал  экономические
    ресурсы  Казахстана,  побывал  на  строительстве  первых  совхозов-гигантов,
    совершил агитационный перелет на  самолете  над  Барабой,  степным  районом,
    занимался  поисками  мамонтовых  бивней  между  Обью  и   Иртышом,   древних
    рукописных книг в Тобольске. Этот период жизни Мартынов  нашел  отражение  в
    его кн. очерков “Грубый  корм,  или  Осеннее  путешествие  по  Иртышу”  (М.,
    1930). Опыт журналиста в дальнейшем  определит  некоторые  темы  и  элементы
    поэтики Мартынова.
    В  1932-м  Мартынов  был  арестован  по   обвинению   в   контрреволюционной
    пропаганде.  Поэту  приписали  участие   в   мифической   группе   сибирских
    писателей, в “деле сибирской бригады”. От гибели спасла  случайность,  но  в
    1933-м Мартынов был отправлен в административную ссылку в Вологду,  где  жил
    до 1935, сотрудничая в местных газетах. После ссылки вернулся  в  Омск,  где
    написал ряд поэм с исторической сибирской тематикой и где в 1939  издал  кн.
    “Стихи и поэмы”, принесшую Мартынову известность среди читателей Сибири.
    В 1945-м в Москве была издана 2-я кн., “Лукоморье”, которой поэт обратил  на
    себя внимание более  широкого  круга  читателей.  Данная  кн.  -  этапная  в
    творчестве Мартынова В 1930-х поэт в ряде стихотворений и  поэм  разработал,
    или попытался реконструировать, сибирский миф о  северном  счастливом  крае,
    который предстает в стихах Мартынова в облике то фантастической  Гипербореи,
    то легендарной “златокипящей Мангазеи”, то почти реального - Мартынов  искал
    этому исторические доказательства - Лукоморья. Основной миф  складывался  из
    разнообразных преданий: о  северной  Золотой  Бабе,  о  средневековой  земле
    пресвитера Иоанна и др.  Сказались  как  давнее  увлечение  автора  историей
    Сибири, так и юношеское увлечение неоромантикой: в  ряде  произведений  поэт
    воспел  экзотику  странствий,  раскрыл  романтическое   в   повседневном   и
    современном.   Стихи   этого    периода,    характеризуемого    своеобразным
    “романтическим реализмом” поэтического зрения  Мартынова,  позднее  принесут
    автору всероссийскую популярность.
    В конце 1940-х Мартынов  подвергся  “острой  журнально-газетной  проработке,
    связанной  с  выходом  в  свет  <...>  книги  “Эрцинский  лес”   (“Воздушные
    фрегаты”). Поэта перестали печатать. Новые  кн.  Мартынова  начали  выходить
    только после смерти Сталина (с начала “оттепели” до 1980 было  издано  более
    двадцати кн. поэзии и прозы).
    В конце 1950-х  поэт  по-настоящему  получает  признание.  Пик  популярности
    Мартынова, упрочившейся  с  выходом  его  кн.  “Стихотворения”  (М.,  1961),
    совпадает  с   обостренным   читательским   интересом   к   лирике   молодых
    “шестидесятников” (Евтушенко,  Вознесенского,  Рождественского  и  др.).  Но
    парадоксальность ситуации и несчастье для Мартынова как  поэта  в  том,  что
    его  гражданская  позиция  на  протяжении  1960-х,   бывало,   не   отвечала
    настроениям его аудитории, прежде всего  молодой  творческой  интеллигенции.
    Мартынов-человек, Мартынов-гражданин не  менялся,  но  менялась  эпоха  -  а
    потому и Мартынов-поэт: теперь свои социальные взгляды приходилось  выражать
    более четко. Именно в период “оттепели” появляются первые стихи Мартынова  о
    Ленине, вскоре после “оттепели”  -  стихи  к  юбилейным  датам.  Уменьшается
    интерес их автора к совершенствованию  поэтической  техники:  Мартынов  ищет
    новые темы. Уменьшается  доля  историзма  в  лирических  сюжетах  Мартынова,
    меньше  романтики,  но  все  больше  попыток  выглядеть  современно.   Поэта
    завораживают новые технические, а прежде  всего  -  выражающие  их  языковые
    реалии: с готовностью он спешит поместить в стихи  транзисторы,  реакторы  и
    самолеты  ТУ.  Следствие  -  постепенное  падение  читательского   интереса,
    которое, очевидно, ощущал  и  сам  поэт:  “Суетня  идет,  возня/  И  ужасная
    грызня/ За спиною у меня.// Обвиняют, упрекают,/ Оправданий  не  находят/  И
    как будто окликают/ Все по  имени  меня”  (“Чувствую  я,  что  творится...”,
    1964).
    Лирика  Мартынова  1960-1980-х  значительно   уступает   по   художественным
    достоинствам его поэтическому творчеству  1930-1950-х.  Однако  в  последний
    период  жизни  Мартынов  демонстрирует  талант  мемуариста,   публикуя   сб.
    интересных автобиографических новелл “Воздушные фрегаты” (М.,  1974).  Но  и
    поэтический гений не был  утрачен:  последние  десятилетия  жизни  Мартынова
    познакомили русских читателей с его замечательными переводами  с  литовского
    (впервые  перевел  Э.Межелайтиса),  польского  (А.Мицкевич,   Я.Кохановский,
    Ю.Тувим), венгерского (А.Гидаш,  Д.Ийеш,  Ш.Петефи,  Э.Ади)  и  др.  языков.
    Впрочем,  раздвоенность  Мартынов,  одаренного  Поэта  -   и   подцензурного
    стихотворца, Мыслителя - и осторожного гражданина, проявившаяся и в  подходе
    к переводам, была однажды им выдана. С юности мечтавший переводить  А.Рембо,
    П.Верлена,  Суинберна  и   др.   западноевропейских   классиков,   но   чаще
    занимавшийся переводами лирики коллег-современников из  стран  соцлагеря,  в
    стих.  “Проблема  перевода”  Мартынов  -  по-своему  честно   -   признался,
    обращаясь  к  воображаемым  Вийону,  Верлену,  Рембо:  “Пускай  берут   иные
    поколенья ответственность такую, а не мы!//  Нет,  господа,  коварных  ваших
    строчек да не переведет моя рука <...> И вообще какой  я  переводчик!  Пусть
    уж другие и еще разочек переведут, пригладив вас слегка”.
    Как многие, Мартынов начал творческую деятельность с подражаний.  “Футуризм”
    юного поэта и его товарищей был не более чем игрой.  Но  стихи  Маяковского-
    футуриста помогли Мартынову и в освоении  классики.  Мартынов  вспоминал,  к
    примеру, что “не интересовался Лермонтовым”, но когда “прочел у  Маяковского
    о том, что “причесываться... на время не стоит труда,  а  вечно  причесанным
    быть  невозможно”,  <...>  Лермонтов  ожил,  перестав  быть   <...>   только
    обязательным  гимназическим  уроком  словесности”   (“Воздушные   фрегаты”).
    Знакомство с лирикой А.Блока помогло лучше понять  любимого  Маяковского,  а
    затем привело к одновременному воздействию творчества двух поэтов  на  самые
    ранние  стихи  М.  с   их   урбанистической   тематикой   (например,   стих.
    “Провинциальный  бульвар”,  1921).  В  этих  ранних  стихах  бывают  ощутимы
    интонации раннего Гумилева (“Серый час”, 1922),  мотивы  и  речевые  обороты
    Есенина (“Рассмейтесь”, 1922). Мартынов -школяр пробует себя в  классических
    формах (сонеты “Алла”, 1921; “Сонет”, 1923).
    Подлинный голос Мартынова зазвучал в 1924-м: “Вы  поблекли.  Я  -  странник,
    коричневый  весь./  Нам  и  встретиться  будет  теперь  неприятно./   Только
    нежность, когда-то забытая здесь,/  Заставляет  меня  возвратиться  обратно”
    (“Нежность”). С конца 1920-х в лирику поэта раз и навсегда  входят  элементы
    диалога - с читателем, со своими  героями,  с  самим  собой  (“Летописец”  и
    “Река Тишина”, 1929; позднее  -  “Деревья”,  1934).  Еще  одним  характерным
    признаком  манеры  Мартынова   стал   романтический   взгляд   на   историю,
    выразившийся в балладной  сюжетности  многих  произведений  (“Ермак”,  1936;
    “Пленный швед”, 1938). В  стихах  Мартынова  начинает  разрабатывать  миф  о
    “златокипящей Мангазее” (“Гипер-борея”, 1938).  По-иному  представлена  тема
    истории Сибири в поэмах М.  1920-1930-х.  Реальные  факты  истории  Омска  и
    Тобольска подаются без романтических прикрас,  М.  стремится  к  точности  в
    передаче местных  преданий  (“Правдивая  история  об  Увенькае”,  1935-1936;
    “Рассказ о русском инженере”, 1936; “Тобольский летописец”, 1937). Вместе  с
    тем он раскованно домысливает семейную легенду  (“Искатель  рая”,  1937,  об
    офене  Лощилине,  предке  поэта),  дофантазирует   историю   действительного
    посещения К.Бальмонтом Омска в 1911 (“Поэзия как волшебство”, 1939).
    В 1940-х Мартынов оттачивает поэтическое мастерство.  Психологизм,  точность
    деталей, пронзительно лирическая интонация, языковая пластика  -  эти  черты
    свойственны  многим  стихам  поэта  (например,  стих.   “Балерина”,   1968).
    Пристальное  внимание  к  мелочам,  но   умозрительность   при   изображении
    предметов, пейзажных зарисовках накладывают  на  стихи  Мартынова  отпечаток
    философичности (“Вода”, 1946; “Листья”, 1951).  Между  тем  героем  Мартынов
    становится человек  вообще,  даже  все  человечество,  временем  действия  -
    современность, пространством -  глобус,  самим  действием  -  переустройство
    мира   (“Что-то   новое   в   мире...”,   1948-1954).   И    это    созвучно
    энтузиастическому настроению общества.
    Мартынов стремится к совершенствованию техники и доходит  до  того  предела,
    на котором поэтика подчиняет себе  тематику,  не  отменяя  ее.  Мартыновские
    “несвоевременные”  стихи  этого  периода  узнать  чрезвычайно   легко:   они
    необычайно музыкальны изысканным подбором и построением рифм, а  графическое
    членение  текста  только  подчеркивает  внутреннюю  прорифмованность   строк
    (“Вода/ Благоволила/  Литься!//  Она/  Блистала/  Столь  чиста,/  Что  -  ни
    напиться,/ Ни умыться.// И это было неспроста” -  стих.”Вода”).  Смысл  идет
    за музыкой  стиха,  ассоциирование  явлений  -  за  подбором  рифм.  Вообще,
    рифмотворчество становится главной областью, в которой М. проявляет  себя  в
    эти  годы.  Поэт  стремится  обходиться  минимальным  количеством  созвучий.
    Выискиваются и проходят через  любого  объема  текст  две  пары  рифм  (“Мне
    кажется, что я воскрес...”, 1945; “Еще черны и ус, и  бровь...”,  1946).  М.
    усложняет поэтическую задачу -  и  чередование  мужских/женских  клаузул  на
    всем  текстовом  пространстве  представляет  читателю  практически  сплошную
    рифму  (“Атом”,  1948;  “Что  с  тобою,  небо  голубое?..”,   1949).   Часто
    появляются стихи с редкими  рядами  диссонирующих  между  собой  групп  рифм
    (“Пруд,/  Как  изумруд,/  Только  берег  крут.//  Грот,/  Но  в  этот  грот/
    Замурован вход.// Так/ У каждых врат/  Множество  преград”  -  стих.  “Рай”,
    1957).
    Стихи 1960 года показывают, что в творчестве Мартынова наметился перелом.  С
    этого  времени  все  яснее  обозначаются  попытки  Мартынова   угнаться   за
    временем, за литературной модой “для масс”. С одной  стороны,  он  публикует
    стихотворения  на  официально  приветствуемые  темы  (“Октябрь”,  “Учители”,
    “Революционные небеса”). Мартынов вывел для себя формулу  личного  отношения
    к  революции  большевиков:  Октябрь  велик  рождением  свободного  искусства
    (“Октябрь порвал немало уз,/ И, грубо  говоря,/  Проветрились  чертоги  муз/
    Ветрами Октября” - “Октябрь”). В  дальнейшем  он  продолжал  эксплуатировать
    эту удачно найденную мысль, с которой, впрочем, по-настоящему был  согласен.
    Так, в сочиненном к юбилею стих.  “Революция”  (1967)  Мартынов  утверждает,
    что эта “мечтательная” пора  определила  идеи  Татлина,  Шагала,  Коненкова.
    Таково  же  отношение  и  к  Ленину:  под  юбилейным  пером   Мартынова   он
    превратился в борца “за чистоту свободной речи”  (“Чистота”,  1970).  Стихи,
    посвященные Ленину, шаблонны: герой Мартынова равен то  герою  Вознесенского
    (ср.: “Но Ленин вдруг в окно заглянет:/ -А все  вопросы  решены?”  из  стих.
    “Ленин”, 1965, - и “На все вопросы отвечает Ленин...” из  поэмы  “Лонжюмо”),
    то планетарного масштаба герою высокочтимого Маяковского (“Мысли  и  чувства
    Владимира Ленина,/ Те иль иные его размышления,/ И для  соседей  по  космосу
    ценны” - стих. “Ленин и Вселенная”, 1968).  При  Сталине  Мартынов  подобных
    “од” не писал.
    С  другой  стороны,  Мартынов  стремится  и   к   моде   на   разного   рода
    “актуальность”. В погоне за модой он еще бывает впереди других: например,  в
    стих.  “Тоху-во-боху”  (1960)   -   предвосхищение   многих   черт   поэтики
    Вознесенского. Пригодился Мартынову и опыт журналиста: с этого  времени  все
    чаще появляются стихи, напоминающие проблемные  статьи,  в  которых  есть  и
    элементы интервью, и позиция  аналитика,  и  публицистическая  заостренность
    вопроса (который, однако, “ни о чем”). Таковы стих. 1960-го “Я  разговаривал
    с одним врачом...”, “Я провожал учительницу средней...” и др.
    У поэта появляются странные “критические” стихи, в которых  -  совершенно  в
    духе советской сатиры - нравоучительная банальность  призвана  камуфлировать
    необязательность,  даже  случайность  критического  объекта   (“Где-то   там
    испортился   реактор...”,   1960;   “Мои    товарищи,    поэты...”,    1963;
    “Радиоактивный остров”, 1963). А банальность приводит к бессмыслице. Так,  в
    стих. “Ленинский проспект” (1960), задуманном как  антивоенное,  смысл  тает
    от строки к строке:
    Добрый мир,
    Который я люблю,
    Ты недавно вышел из окопов.
    Я тебе чего-нибудь куплю
    В магазине изотопов”.
    Бессмыслица, в свою очередь, приводит к потере вкуса:
    Девушки-шахточки, девушки-домночки,
    Девушки темные каменоломночки
    (“Девушки”, 1963),
    - звучит прямолинейная восторженная фраза поэта, не равная ироничной
    олейниковской : “Для кого вы - дамочка, для меня - завод”.
    Мартынов упорно стремится выглядеть публицистичным, актуальным, но и  желает
    связать актуальность со свойственными ему поисками новых средств  обогащения
    своей поэтической техники - а получается вот что:
    И ночь. И снова ветрено и сыро.
    И вихри так сшибаются с листвой,
    Как будто бы над самой головой
    Плывет не лайнер в бездне буревой,
    А мечется, как смуглый ангел мира,
    Индира Ганди в шубке меховой
     (“Газетная тема”, 1971).
    И уже почти не действенны попытки  вернуться  на  стезю  формотворчества,  к
    использованию прежнего состава рифм (“Пахло летом, пахло  светом...”,  1960;
    “На дворе как будто грянул гром...”, 1967; “Разумная  связь”,  1970).  Такие
    стих. конца 1960-х, как аллитерационные “Среди редеющего  леса...”  и  “Черт
    Багряныч”, как “Келья летописца” с кольцующими каждый стих парами  рифм  (“В
    келье старец виден  еле-еле./  -Отче,  чем  ты  грезишь  в  недрах  ночи?”),
    “технические” эксперименты с превращением прозы в стихи (“Мать  математика”,
    1964; “Проза Есенина”, 1966) -  они  являются  скорее  исключениями,  нежели
    правилом. Редко  возникает  и  необходимое  гармоническое  равновесие  между
    музыкой стиха и возвышенным лиризмом, присутствующее,  к  примеру,  в  стих.
    “Томление”  (1962).  Причиной  тому  -   метания   Мартынова   между   чисто
    “проблемными”  эпическими  строками  и  “техничной”  лирикой.  Однажды   они
    приводят к прозрению: за молодым поколением русских поэтов не  угнаться  (“И
    все, что только лишь еще/ Хочу сказать, от  них  я  слышу...”-  стих.  “Свои
    стихи я узнаю...”, 1970).
    Обособленной  в  лирике  Мартынова  1960-1970-х  выглядит  тема   искусства,
    представленная произведениями, до единого интересными. Рефлексию  их  автора
    вызывали  и  поэтическое  творчество  как  таковое  (сонет  “Поэзия”,  стих.
    “Рифма” и “Когда стихотворенье  не  выходит”  1967-го),  и  фигуры  мастеров
    отечественного искусства (“Крест Дидло”,  1968;  “баллады”  конца  1960-х  -
    начала  1970-х  о  земляке  и  товарище  поэта  композиторе  В.Шебалине,   о
    художниках И.Репине,  Н.Рерихе),  и  важное  значение  деятельности  русских
    литераторов (“Явленье Тютчева”, 1970; “Вздохи  Антиоха”  и  “Законы  вкуса”,
    1972).
    Предперестройка, дав популярность двум блестящим поэтам - Л. Мартынову и  Б.
    Слуцкому, эту популярность у них отобрала, трагически толкнув этих,  до  тех
    пор ничем не запятнанных людей на выступление против Б. Пастернака во  время
    скандала с "Доктором Живаго". Мартынов остается одним из крупнейших  русских
    поэтов XX века. Ему удалось создать большее, чем хорошие стихи,-  он  создал
    свою интонацию.
    Я закричал ей: я видел вас когда-то,
    Хотя я вас и никогда не видел,
    Но тем не менее я видел вас сегодня,
    Хотя сегодня я не видел вас!
    Если бы Мартынов написал только эти четыре строки,  его  интонация  была  бы
    уже бессмертна.
    Такова необычная творческая судьба Мартынова, поэта, лучшая лирика  которого
    была написана во времена, обязывающие к героическому эпосу, а  худшие  стихи
    - в период нового поэтического бума в России.
    Для лирического героя Мартынова характерны демократизм,  презрение  к  дутым
    авторитетам и раболепию,  желание  взять  на  себя  ответственность  за  всё
    происходящее  в  мире.   Стихи   Мартынова   носят   характер   размышлений,
    поэтическая  мысль  подаётся  в  обобщённо-аллегорических  и  афористических
    формах и закреплена игрой словесных и  звуковых  ассоциаций.  С  50-х  годов
    развёртывается  работа  Мартынова  как  поэта-переводчика  (сборник   "Поэты
    разных стран", 1964).  Стихи  Мартынова  переведены  на  многие  иностранные
    языки. Награжден 2 орденами, а также медалями.
    Литература:
       1. Стихотворения и поэмы, т. 1-2, М., 1965; Гиперболы, М., 1972.
       2. Огнев В., Лирика Л. Мартынова, в его книге:  Поэзия  и  современность,
          М., 1961;
       3. Урбан А., Грядущим днем, "Звезда", 1964, № 10;
       4. Дементьев В. В., Леонид Мартынов, Поэт и время, М., 1971.
       5. Михайлов А. Связь времен. - Вопросы литературы, 1966, №6;
       6. Залыгин С. Поэт. - Литературное обозрение, 1984, №7;
       7. Поварцов С. Над рекой Тишиной. Молодые годы Леонида  Мартынова.  Омск,
          1988
       8. Русские писатели и  поэты.  Краткий  биографический  словарь.  Москва,
          2000.
       9. Строфы века.  Антология  русской  поэзии.  Сост.  Е.Евтушенко.  Минск-
          Москва, "Полифакт", 1995.

    Категория: Наследие | Добавил: almaty-lit
    Просмотров: 3470 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
    [ Регистрация | Вход ]