Главная | Регистрация | Вход
Литературная Алма-Ата
Поделиться
Меню сайта
Категории раздела
Кабачок "Зеленая лампа" [32]
душевное общение
Читалка [20]
Делимся впечатлениями об интересных книгах. Рекомендуем. Даем интересные адреса.
Стихи, стихи, стихи... [134]
Поэтический конкурс. В нем могут принять участие все посетители сайта, кто пишут стихи! Возможно, среди нас есть Пушкин. Дерзайте!
104 страницы про любовь [43]
Конкурс на лучший рассказ о любви
Творческая мастерская [14]
В какое издательство нести рукопись? [1]
Любимые стихи [8]
Персональный блог Людмилы Мананниковой, автора сайта [20]
В этой книге я собрала и собираю все свои статьи, посвященные творчеству наших казахстанских писателей.
Стихи для детей [3]
Наш видеозал [5]
Персональный блог Людмилы Лазаревой [1]
Новые материалв
[05.03.2007][Проза]
Вовка (2)
[05.03.2007][Проза]
Тайна старинного портрета (0)
[05.03.2007][Проза]
Моя вторая половинка. (1)
[05.03.2007][Проза]
Индикатор любви (0)
[23.03.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Дешифратор сигналов (0)
[23.03.2007][Дайджест прессы. Россия.]
ГОГОЛЬ, УКРАИНА И РОССИЯ (0)
[23.03.2007][Проза]
НЕ О ЛЮБВИ (0)
[04.04.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Продолжение следует... (0)
[04.04.2007][Дайджест прессы. Казахстан.]
Карнавал в вихре красок (1)
[05.04.2007][Проза]
Мечтатель (0)
Вход на сайт
Поиск
Календарь
«  Декабрь 2009  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031
Теги
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Друзья сайта

Академия сказочных наук

  • Театр.kz

  • /li>
  • Главная » 2009 » Декабрь » 19 » Фонарь волшебной памяти
    17:05
    Фонарь волшебной памяти
    Заметки на полях одной  книги

    Передо мной книга Надежды Черновой «Небесный дом».
    Здесь несколько разделов. «Когда зацветает шиповник. Родословная в семейных мифах», «Заметки о литературе»  и «Фантазии о поэтах».
    Начинается книга с «родословной»,  об этом произведении я и  хочу написать.
    В последнее время мы стали понимать, что история каждого из нас начинается не с истории мира, не с истории родной страны, не даже с истории родного края, а с истории собственной семьи. Хотя важно, конечно, знать и ту историю, и другую, и третью.
    Надежда Чернова решила по крупицам изучить и обнародовать родословную своей родни. Историю бабушек и дедушек, отца и матери, дядь и теть…  Ей, литератору (единственному в роду), как говорится, и карты в руки.
    Вот так и появилась книга «Когда зацветает шиповник», где автор подробно, в деталях, пишет о своих родственниках. Рассказывает об их жизни, характерах и поступках, не боится выносить сор из избы  (в родне были люди всякие), подробно рассказывает о бабушках и дедушках, дядях и тетях, их мужьях и женах,  об истории их появления в Казахстане…
    И вот что интересно – чем больше я вчитывалась  в книгу, тем чаще мне казалось, что пишет Надежда не о своей, а… о моей семье… Так много оказывалось общего. Отец (и ее,  и мой) рисовал маслом копии картин Шишкина и Левитана. Ее родные приехали в  Казахстан из Курска и Чернигова, мои – с Волги и Сибири.  Бабушка (и ее, и моя) в свободное время плели из цветных тряпочек круглые половички, и речь их была очень схожая… Надина тетя – Нюра Куликова -  работала в пекарне,  мой дед, мамин отец, - до и во время войны - поваром в рабочей столовой.
    И Надин папа, и мой образование (заочное) получали в Москве, причем   без всякой поддержки со стороны, только своим трудом и усердием. И самое главное совпадение то, что и ее,  и моих  предков приютил казахстанский город Семипалатинск. Только Надиных – в самом начале прошлого века, а моих – в начале 20-х годов – ехали, спасаясь от голода. И таких, как наши семьи, я думаю, много.
    Вот и получается, писала Надя о себе и своей семье, а вышло - обо всех нас. И не родословная у нее получилась, а портрет нескольких поколений, летопись эпохи, можно сказать. И хотя по жанру произведение «Когда зацветает шиповник» - документальная повесть, я назвала бы его «ХХ век. Роман-хроники». Здесь есть все. Например, история, о том, как смешались в одной семье красные и белые,  как брат шел на брата, а потом  потомки простили друг друга. «Когда кто-то из Стародубцевых, из семьи дяди Андрея (семейного Иуды), приходил к нам, - пишет Н.Чернова, - бабушка Пелагея кормила потомство брата пшенной кашей (классической для наших родителей – Л.М.) и тоже ничем никогда не попрекала».
    Наше поколение воспитывалось в советской школе, и нам с детства вбивалось классное сознание. Бедные и красные – наши, богатые и беляки – чужие. Н.Чернова, преодолевая этот стереотип,  показывает  жизнь такой, какой она была – объемно, во всех красках, а не черно-белой хроникой кино. Хотя мы уже давно  (еще до того как Александр Малинин воспел корнета Оболенского и поручика Голицына) начали понимать:  и «беляки» не все были  одинаковые, и красные… И те, и другие были  злы и добры,  милосердны и беспощадны, идейны и меркантильны.  Несколько лет назад журнал «Простор» опубликовал «Записки галиполийца»  Н. Раевского – о том же.
    Уроки истории порою не учат ничему. И сейчас, когда в России собираются ставить памятник Колчаку, впору задуматься, а надо ли нам было с таким остервенением уничтожать советские памятники. Например, убирать бюст Лукиана Потаповича Емелева  на углу улиц Ленина и Гоголя в Алматы – участника борьбы за установление Советской власти в Семиречье? Мне было грустно, когда сносили  памятник Ф.Дзержинскому – около него прошло все мое детство – праздники педагоги 25-й школы, в которой я училась, проводили около него, рядом с Дзержинским меня принимали в пионеры…
    …Интересна в книге история о блаженном Алексее. Воевал Алексей на войне, дошел до Австрии, посмотрел, как люди живут, восхитился их умом – хозяева! – и домой заторопился. Не захотел остаться в чудом раю. Пожил дома, а потом в тайгу подался. Так и поселился в скиту…
    Короткая история о том, что счастье каждый человек понимает по-своему.  А заинтересовала эта история меня потому, что моя мама тоже встретила окончание войны за границей, правда,  в Польше. И не было тогда ни  у кого из ее подруг  даже мысли о том, чтобы остаться за границей, все рвались домой. Они спешили в разрушенный войной Советский Союз, на Родину… Сейчас, увы, это понятие девальвировалась… Молодежь рвется учиться и жить в сытном «колбасном раю», хотя у нас вроде и своей колбасы уже хватает…
    Кого только не было за века намешено в роде Черновых-Стародубцевых-Бутаковых-Яковлевых! Зэки и  конвоиры, праведники и самоубийцы, верующие и атеисты, трудяги и лентяи, художники и работяги…  И хотя  не нашлось у них в роду людей, вошедших в историю страны какими-то великими подвигами, изобретениями, открытиями,  многие портреты ее родственников получились очень яркими, необычными, запоминающимися… Недаром говорят, каждый человек интересен по своему, каждый – неповторимая личность, только вот не всем удается это увидеть, разглядеть. Надежде Михайловне это удалось,  а многие ее истории и притчи написаны просто блестяще. Может быть потому, что смотрела автор  на своих героев  с теплотой, любовью и нежностью…
    Очень интересным получился образ ее отца Михаила Тимофеевича – участника Великой Отечественной, художника и поэта -  в последнее время он работал в Семипалатинске директором городских парков. «В отце всегда присутствовало здоровое нравственное начало, здравый ум и природная деликатность, благорасположенность к людям. И еще – он до  самой старости сохранил детский восторг перед разными чудесами и всех людей считал хорошими. Плохих людей у него не было, а если и встречались, то он старался найти им оправдание и они все равно получались у него хорошими… Как-то добился небольшой пенсии, дали ему и инвалидную книжку с красной звездой, которую отец стеснялся показывать в очередях, где имел право на льготы, терпеливо стоял вместе со всеми. Он был необыкновенно деликатным и скромным человеком». (Вот и моя мама тоже во времена, когда за пенсией стояли в очередях, стеснялась проходить без очереди. «Вон какие старики стоят, - говорила она, - и я постою». Сейчас в Народном банке она сразу идет к окошку  по специальному талону для участников войны и очень довольна этим. Не знаю, дожил ли до такого «почета» Надин отец. – Л.М.) 
    Хотя философы утверждают, что процент нравственности в людях  в среднем во все века остается одинаковым,  рискну с ними поспорить. Мне кажется, нынешнее старшее поколение в большинстве своем по моральным, нравственным устоям все же чище, искреннее  нынешнего среднего и молодого поколения.  Может быть, потому, что сегодняшним молодым чаще, чем старикам когда-то  приходится ожесточенно отстаивать свое место под солнцем, драться, локтями отталкивать слабых… 
    Вот, например, один из героев  книги – муж  тети Насти Николай Иванович Яровой. «Тетя Настя – крупная женщина, красавица, глаза светлые, будто окошки настежь распахнуты, а Николай Иванович маленький, хромой, со шрамом через все лицо. Летал в войну на бомбардировщике, его сбили. Попал в плен, тяжело раненый. Ногу потом ампутировали – началась гангрена. Отсидел в советских лагерях». Когда встретились они, сестры были против – зэка нашла, да еще пьющего, подобрала под забором, - возмущались они. Но что-то тетя Настя, видимо, разглядела в этом человеке, что не видно было остальным.
    - Не оставлю его! - говорила, - вы его не знаете, он такой хороший…
    Имел Николай Иванович  и талант – был художником-примитивистом. «Писал в детской своей простоте ядовито-зеленые луга, золотых рыб в ярко-синей воде и счастливых полнотелых барышень в русских сарафанах, все как один похожих на тетку Настю. Барышни держали в руках солдатские треугольники, а сами солдаты шли к ним по желтым дорогам и несли букеты ромашек и васильков. У некоторых на плече сидела какая-нибудь птица: голубь либо ласточка с раздвоенным хвостом…»
    В городском управлении культуры его жаловали не особенно, хотя, читая Надину книгу, я верю, что талант художника был дан Николаю Ивановичу от Бога, только вот знаменитым художником не стал – не  судьба…  И человеком он был прекрасным -  умным и любящим. После  смерти продолжала тетя Настя любить своего суженого. «Дверь стукнет, она вскочит: «Коля мой пришел!» И жить без него не смогла…
    Тетя Настя – словно обобщающий образ русской женщины, страсть которой – поднять павшего и сделать из него человека. «В чудище поганом разглядеть светлую страдающую душу…»
    В книге много доброго юмора, например, Надежда Михайловна рассказывает, что когда она приехала к родне (поэт, из столицы!) все ее многочисленные тетушки считали своим долгом отвести ее в уголок и почитать стихи. Одна – семидесятилетняя Катя Щетинина -  долго маялась, чтобы такое прочитать, а потом под хмельком обняла ее и предложила: «Счас я тебе частушку спою, ты ее только в Алма-Ате всем расскажи!». И спела – не совсем приличную.
    Вообще в книге щедро рассыпаны «сюжеты для небольшого рассказа». Блестящие миниатюры «Отец и девочка Наташа», «Вальс Бостон», легенда о влюбленной паре из Баянаула, многие другие… Мне кажется, по книге можно было бы снять отличный фильм в духе «Зеркала» Андрея  Тарковского. Я так и представляю себе огромное количество зеркал, в которых отображаются разнообразные лица, места, времена года, и, понятно, сама автор – маленькая девочка Надейка на берегу Иртыша, подросшая девушка, Поэт  с «фонарем волшебной памяти в руках»,  пристально вглядывающаяся в глубь ускользающих  годов, пытающаяся ухватить суть уходящей жизни, ее квинтэссенцию, мгновения, которые вот-вот покроет своей туманной пеленой его величество Время…
    Очень мне понравилось начало книги, описание Кировского острова на Иртыше, цветущий шиповник пол окном, будни рыбаков… «Я так и запомнила: когда зацветает шиповник - вода в Иртыше прибывает - люди ходят с сетками на реку, вылавливают вовсе даже  не рыб-утопленников, а неведомых мне еще братьев и сестер прибывает… Я кружилась от счастья…» Обратите внимание, как это здорово: кружилась от счастья!
    А в половодье «дом наш походил на Ноев ковчег и плавал неведомо куда – за окнами плескалась, ходила кругами коричневая дурная вода».
    И читая, я немного завидовала Наде – какое у нее было романтическое детство.  Хотя  свое детство я провела неплохо - в центре Алматы, в доме напротив Театра Юного Зрителя,  а романтикой были для меня только прогулки на площадь Цветов, где летали какие-то прекрасные необыкновенные бабочки… Где они сейчас? В какую даль улетели бабочки моего детства? И кто помнит сегодня про площадь Цветов?
    А что касается моей белой зависти…  Думаю, истоки ее находятся где-то в генетической памяти. Не я, мама моя, провела свое детство в Семипалатинске, а ее брат Петр  приносил с  рыбалки огромных язей и небольших чебаков, а бабушка пекла из них пироги… Правда,  действие это происходило лет за 15 до Надиного «Ноева ковчега».
    В книге очень много поэтических запоминающихся образов. Когда фантазерка Надя жила в доме своей тетушки Кати, за окном ее комнаты «синела звонкая булыжная мостовая Комсомольского проспекта», и ей казалось, что оттуда «начинается брусчатка московского Кремля». Или воспоминание:  «Лакомством для нас было макать в блюдце с подсоленным янтарным маслом хлеб, а еще грызли мы подсолнечный жмых – он хрустел, как шоколад». Или «когда я читаю Пушкина, его «К морю», то вижу наше озеро, среди скал и степи, и Пушкина на гранитном сыром обрыве… поэт остался для меня на берегу озера Сабынкуля, на фоне рыжей от солнца степи, цветных скал, казачьей станицы с белыми гусями, и взгляд его устремлен к вспененным волнам кипящего от ветра мыльного озера».
    Надя родилась в  Баянауле и воспела озеро Сабынкуль в прозе и стихах. Я была  в Баянауле однажды – отдыхала на турбазе -  и  впечатление от озера со скалистыми, необыкновенно сказочными  горами вокруг стало одним из ярких и незабываемых впечатлений моей жизни.
    В отдельную главу выделен рассказ о родне матери, о дружбе русских с казахами. Бабушка Нади Таня «говорила на смешанном русско-казахском наречии, причем русский ее был расцвечен западносибирским диалектом и блистал самородками образной народной речи». Вы можете себе представить такое? Вообще бабушка Таня изображена в книге  очень колоритно, автором тщательно записаны все ее присказки и поговорки, например, «Где у нас масло – в печи погасло», «Бабушка, ты готова? Готова, дочь попова»…
    А вот интересный штрих к традиционному казахскому гостеприимству. Аульный мальчик Бороздай не только привел гостей – случайных попутчиков - в гости к себе в аул, но и «фасонил» этим перед односельчанами, гордился, что пригласил гостей. Сегодня в городах мы  закрыты на несколько замков  в своих квартирах в многоэтажках. Девушку из аула, снимающую квартиру, сразу узнаешь: она то и дело стучит в мою дверь – недавно вот стул для гостя попросила. Не потому что бесцеремонна, а потому что у них в селе так принято. Увы, ей еще предстоит привыкнуть к городской традиции – не узнавать соседей до дому.
    В родне у Нади перемешалось много национальностей – молдаване, казахи, туркмены…Ее тетя Катя Бутакова, например, вышла замуж за шахтера Сарсенбая, а когда тот, молодым, погиб под завалом, больше не вышла замуж, жила с его матерью, которая не захотела уходить к своей казахской родне. «В доме Екатерины Павловны все блестело, чистота идеальная, крашеные полы покрыты домоткаными коврами-текеметами, низкий казахский столик стоит, а на кроватях – высокие постели и подушки… Быт был совсем казахский и кормили нас казахской едой – бесбармаком, баурсаками… Но надо сказать, что Екатерина Павловна при этом говорила на великолепном русском языке. Она его не утратила. Потом дочь тети Кати Зоя вышла замуж за казаха, и двоюродные племянники Нади, как она пишет, выглядят совершенными казахами.
    Я тоже могу привести много примеров вот таких смешанных браков, большинство  моих друзей   имеют в своей родне и казахов, и русских,  и на фоне всего этого мне, выросшей в СССР и никогда не задумывающейся, какой национальности мои друзья,  «национальный вопрос»  вопрос кажется каким-то искусственным. К какой национальности причислить  этих детей и взрослых – потомков русских, казахов, татар, украинцев? К какому роду присоединить?
    …Вот такой получилась у Н. Черновой «Родословная в семейных мифах». Книгу я прочитала не отрываясь, в один присест, хотя, не смотря на легкость чтения, легковесной она совсем не является. Содержание ее глубоко. Единственное, чего мне здесь не хватило – это семейных фотографий. Авторы современных биографических книг сегодня очень щедро публикуют фотографии своих родственных, друзей, себя любимых. В этой книге фото было бы уместно, как ни в какой другой. Очень  хочется посмотреть на лица людей, которых ты уже полюбил, читая книгу, вглядеться в их черты, подернутые дымкой времени... Увидеть девочку Надейку, подросшего подростка Надю, девушку, начинающего поэта Надежду Чернову… Здесь кстати был бы целый семейный альбом… В двух номерах «Простора», где опубликованы главы из книги, даны некоторые фото, но очень уж скупо…
    Как я написала в начале, в книге имеется еще два раздела – «Заметки о литературе» и «Фантазии о поэтах».
    «Небесный дом»  в «Заметках о литературе» неразрывно связан с «Шиповником». Кто мы – русские, живущие и родившиеся в Казахстане, - размышляет автор. Кто они – люди, приехавшие в Казахстан в поисках  лучшей жизни в начале прошлого века? Автор думает на эту тему, читая стихи казахстанских поэтов Л.Степановой, В.Михайлова, Ю.Кузнецова, О. Сулейменова… А казахские поэты, пишущие на русском, – Олжас Сулейменов, Бахытжан Канапьянов, Сагин-Гирей Байменов -  кто они? Космополиты, как называет себя Бахытжан Канапьянов? Казахи – потому что родители их – казахи? Русские, потому что, говорят, национальность определяет язык, на котором человек думает.
    Следует ли нам, русским, согласно программе России, спешить на свою историческую родину, или там мы уже будем чужими?
    Хорошо, когда обо всем этом размышляет поэт, хуже – когда вмешиваются политики, совсем плохо, когда проблему начинаю решать пушки, как это, увы, недавно случилось в Осетии…
     И я понимаю название книги - «Небесный дом». Все мы живем в нашем общем «Небесном доме» независимо от того, верим мы в Бога или нет. И должны оставаться людьми, любить друг друга, бережно хранить и преумножать наши духовные ценности, которые в последнее время девальвировались. Об этом в книге есть еще одна глава – «Эпоха УЕ».
    И здесь я соглашусь с  Валерием Михайловым, чьи строки Н.Чернова цитирует в своей  книге:
    Пусть все вокруг соврется, как сопьется,
    И унесется в призрачную мглу, -
    Зачтется это или не зачтется,
    Но я себе ни вздохом не совру.
    Ну, наконец,  «Фантазии о поэтах». Каждый из нас имеет право на фантазию, и, читая стихи любимых поэтов,  представляет их жизнь по-своему. Какой была истинная жизнь Пушкина, Лермонтова в полной мере не знает, наверное, никто.   Даже самый ушлый пушкиновед или лермонтовед, проведший всю жизнь в их архивах… В книге Надежда Чернова, вслед за  Мариной Цветаевой, другими поэтами  рассказывает нам о «своем Пушкине», «своем Лермонтове», и это интересно.  Как интересна в ее изложении  трагическая история любви малоизвестных широкому читателю поэтов Ирины Кнорринг и Юрия Софиева. Только мне, как читателю, здесь хотелось бы подробнее узнать о судьбе алмаатинцев – героев книги. После прочтения этих глав  остаются вопросы. Например, интересный персонаж – алматинка Людмила Адамовна Штерич, судьба которой волею случая  оказалась связана с небесной миниатюрой, на которой изображена любовь Лермонтова Мария Щербатова. (Обратите внимание – небесная миниатюра, небесный дом!) Появившись в начале «лермонтовских тетрадей»,  Людмила Адамовна  как-то незаметно исчезает. Что-то недосказанное осталось и в истории Ирины Кнорринг и Юрия Софиева. Мне хотелось бы, например, узнать подробнее о пребывании Юрия Софиева в Алма-Ате.
    Я поздравляю поэта Надежду Чернову с хорошей книжкой прозы и желаю ей, чтобы эта книга вышла не тиражом 100 экземпляров, а гораздо большим… Поверьте,  она этого заслуживает.
    Людмила Мананникова.
    Категория: Персональный блог Людмилы Мананниковой, автора сайта | Просмотров: 1103 | Добавил: Людмила | Теги: Надежда Чернова | Рейтинг: 1.0/1
    Всего комментариев: 0
    Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
    [ Регистрация | Вход ]